красивыми армянками. Стража схватила гордую Люсину, жену мастера, в тот миг,
когда она спрыгнула с плоской крыши,
пытаясь скрыться. По приказу правителя, на распущенных волосах Люсины курды
подожгли порох.
Мастер вернулся из Карса и не нашел своей Люсины. В городе мертвых
догорали на камне четыре свечи, и воск их
таял дольше, чем ее жизнь. Плач армянок оглашал кладбище, где переплетались
белые одеяния и черный дым.
Но и за это злодеяние и за тысячи других меч возмездия настиг Абаза-
пашу. Он отверг власть Стамбула,
отложился от султана и объявил Эрзурумский вилайет независимым. Разъярившись,
Хозрев-паша обрушился на
укрепления Топ-Даг, щетину фортов, защищающих город с востока, и уже
торжествовал победу, но он недооценил силу
фортов Меджидие и Азизие, - отряды их ударили с тыла на орты верховного везира,
проломившие стену, окружающую
город. Вновь потерпев поражение, верховный везир вынужден был опустить жезл
сераскера и поручить завоевание
Эрзурума Георгию Саакадзе, который и доказал, что корабли могут ходить по суше,
а колесницы по воде.
Предводимые Моурави и "барсами", легковооруженные янычары, разбитые на
две колонны, дерзко спустились по
крутым отрогам Эйерли-Даг (Седельной горы) и пика Паландёкен, откуда Абаза-паша,
ввиду полной непроходимости этих
мест, совершенно не ожидал нападения, и молниеносным ударом на рассвете овладели
крепостью. И в это же время,
одновременно с действиями пехотных орт, сипахи пересекли чашевидную долину и
вслед за Матарсом, Панушем и
Элизбаром на рысях ворвались в город.
Пушки замолкли. Бунчуки Абаза-паши склонились к стопам Георгия
Саакадзе. Вкладывая меч в ножны, он бросил
задумчивый взгляд на ключи от крепости и поднебесной цитадели.
Стремительно, подобно всадникам с горы, проносились эти месяцы. Они
охладили страсти, и форты Эрзурума
опять безмолвствовали. И все же Вардан Мудрый, соблюдая предельную осторожность,
перевёз сюда семью Моурави. Как
часто стан врагов не отличишь от стана друзей: те же улыбки - а за пазухой
кривой нож, тот же ковер - а под ним ловушка.
И вот, нелегко дался Вардану выбор дома. Надо было узнать, кто обитает по
соседству и не засели ли через улицу
недостойные доброго слова фанатики. Нет, богатый дом в турецком вкусе с нависшим
верхним этажом, откуда через окно
просматривалась вся улица, вполне отвечал требованиям обороны и был не лишен
удобств; вокруг не было одичалых собак,
и через лужи, образуемые помоями, были, как мостики, перекинуты доски.
Русудан одобрила большую двухсветную приемную залу с красиво убранным
камином, внутренние покои с
зарешеченными окнами и резной балкон с видом на большую мечеть Улу Джами, на
площадь, где проводилось учение
янычар, и на беглербегский дом из тесаного камня с затейливыми узорами из
голубого кирпича.
Хорешани понравился верхний двор, служивший плоской крышей конюшне,
дверь которой выходила прямо на
улицу. На этой земляной крыше она вырастила траву, цветы, а посередине под
шатром поместила широкую тахту, покрытую
паласом, - от ковра было б слишком душно.
Нижний сад, примыкавший к дому, радовал розами и плодами, выделяя этот
уголок из мрачного ландшафта,
присущего Эрзуруму, и в нем заманчиво журчал фонтан, обложенный красноватым
обожженным кирпичом.
Но почему тревога не оставляла грузинок и они предпочитали на верхней
крыше отсчитывать четками время?
Почему? Разве не отсюда была видна дорога, по которой должны прискакать
"барсы"... и тогда?! О пресвятая анчисхатская
божья матерь! Тогда двинется веселый караван к рубежам Грузии! Хасанкала!
Сарыкамыш! Каре! Караклис!.. И с каждой
стоянкой все ближе, ближе к родному очагу.
Даже домовитая Дареджан и та осматривала подвал, сараи и птичники как-
то равнодушно, наказывая повару:
"Покупай на базаре не очень много. Ненадолго здесь".
И Вардан утешал: "Ненадолго". И все же тяжело расставались с преданным
купцом, который после наведения в
доме полного порядка решил наконец распрощаться с домом Моурави.
- Кто знает, дорогой Вардан, - почти прошептала Русудан, - встретимся
ли скоро... Пусть пречистая дева хранит
твою семью!..
Вардан обронил при выезде из ворот платок. Пес Баз подхватил его и
долго носился с ним по двору.
Дом как-то сразу затих. Ни песен, ни плясок, ни громкого разговора, ни
шумного ржания коней. Лишь Иорам
каждое утро со слугою ездил к речке, протекающей по ущелью в пределах города,
купать коня, да старый садовник, скорее
по привычке, подрезал цветы и убирал дорожки.
Русудан и Хорешани единодушно решили показать гаремам, что здесь им не
до веселья. Посетив жен пашей и
эфенди и приняв ответное приветствие, они накрепко закрыли двери для праздного
кейфа.
Шли... нет, кто сказал "шли"? - ползли дни, серые, однообразные.
Тянулись недели, похожие, как близнецы. Месяц
за месяцем проглатывали дни и недели и сами бесследно растворялись среди
холодных черных стен, под небом, залитым
ослепительным светом солнца.
И внезапно... в один из утренних часов, когда ночной мрак только что
сполз со стен цитадели, минаретов и плоских
крыш и растаял в равнине, пронзительное ржание коней вспугнуло тишину еще сонной
улички.