юго-западной стороны городской стены. Они были мрачны, ибо разгадали до конца
коварную игру Хозрев-паши: он
нарочно задержал скутарийскую орту янычар, ибо не было необходимости в ее
переброске, - опасность появления Абаза-
паши у стен твердыни была мнимой, ее выдумал сам Хозрев-паша для того, чтобы
спровадить Георгия Саакадзе и "барсов"
в Эрзурум и там их как можно дольше держать вдали от битв, надеясь, что они
уподобятся индийскому мечу, ржавеющему
от продолжительного пребывания в ножнах. Этот ограниченный умом придворный,
вымогатель со свойствами палача,
выпестованный заносчивостью и сладострастием, бездарный сераскер, не способный
самостоятельно взять ни одну
солидную крепость, задался единственной целью - приписывать себе все победы,
одержанные в Анатолии Георгием
Саакадзе, и завладевать всеми трофеями, которые "барсы" намеревались сдавать по
спискам "начальнику денег империи".
В обход замыслам верховного везира надо спешить в Токат, где собираются
отборные орты второго похода на юго-
западные земли воюющего Ирана.
"Скорей в Токат! Скорей!"
Но как часто на развитие военных действий влияет слепая стихия.
Внезапно в Месопотамии хлынули ливни, словно ударили по земле тысячи
сабель, превращая ее в грязное месиво,
заполнившее огромное пространство.
Русудан благословляла Тигр и Евфрат, угрожающе поднявшиеся, готовые
поглотить в пучине наводнения целые
вилайеты. Реки оттягивали войну.
Хозрев-паша уже оставил Скутари и направлялся в серединную Анатолию - в
Токат, о чем сообщил прибывший из
Скутари гонец. Дороги сражений были окончательно размыты, об этом сообщил гонец,
прибывший из Адыямана.
Так проходили дни, полные ожидания и тревоги. Дули сквозные ветры,
нагоняли снежные тучи, наваливающиеся
на высоты. Приблизилась зима. Моурави поднимался на угловые полукруглые башни
цитадели, усиленной по его совету
крепостными мушкетами, запаливаемыми фитилем, зорко вглядывался в даль. Но
ничего не нарушало спокойствия
Эрзурума. Лишь с двух минаретов Чифте Минарэ доносился протяжный призыв
муэззина: "Алла! Алла!"
Здесь, в суровом краю, замкнутом между реками Араксом и Западным
Евфратом и хребтами Акдаг и Паландёкен,
линии гор уже сменяли желто-серый наряд на иссиня-белый. Снег все ниже и ниже
стелился по отрогам, как бы отсекая дни
осени, на которые Саакадзе возлагал столько надежд. Внезапность действий на
подступах к Ирану и в его юго-западных
провинциях помогла бы Саакадзе окончательно избавиться от опеки верховного
везира, и наоборот - замедленность этих
действий способствовала Хозрев-паше беспрерывно за спиной Моурави строить против
него козни.
Саакадзе терпеливо выслушивал предсказателей погоды. Они таинственно
ударяли палочкой по синим шарам,
подвешенным к медному обручу, раздавался мелодичный звон, потом бормотали себе
под нос: "Аз-гары! Маз-ыргу! Гур-
ыр-маз!" и объявляли: "Солнце будет!"
Но возвращались гонцы, посланные Георгием Саакадзе и к озеру Гельджюк,
и к горам Восточного Тавра, и к
верховьям Батман-сую, и сообщали: "Нет солнца!"
Саакадзе стискивал зубы, словно боялся, что из груди его вырвется стон.
Он в бессилии обращал свой взор к небу,
но оно было равнодушным и бесцветным. "Барсы" готовы были последовать за ним в
сторону Битлиса, обойти озеро Ван и
оттуда прорваться к Ирану. Но что могут сделать сорок клинков, если они даже
молниям подобны? Нужны были орты
янычар и сипахов, огромное, великолепно снаряженное войско, готовое вступить в
большую войну. Месопотамия
захлебнулась в потоках грязи. Орты накапливались в Токате. Оставалось только
ждать гонцов от Хозрев-паши.
"Барсы" все больше мрачнели, Пануш ходил чуть сутулясь, Элизбар почему-
то прихрамывал, Матарс кашлял и
проклинал высоту Эрзурума, Ростом надел шерстяной бешмет, Димитрий тер нос,
будто отморозил его, а Гиви...
Гиви стал загадочно исчезать.
- Нашел время влюбляться! Полтора седла ему на закуску! - негодовал
Димитрий.
- А может, он в бога поверил из-за проделок черта? Вокруг дома муллы
все вертится!
Папуна одобрил такой способ изживать скуку и советовал простодушному
"барсу" тщательно изучить закон о
многоженстве в толковании Хозрев-паши: где нет ни одной, там и одна - три.
Гиви торжественно объявил, что мулла из мечети Улу Джами нашел ему
богатую невесту и даже показал лавку
отца невесты.
Гиви и в самом деле зачастил на базар. Там за вьюками из Бафры и тюками
из Трабзона было удобно не спускать
глаз с того, кто стал следить за ним. И хотя бы рослый башибузук был и стоило
обнажить шашку! А то старик, сухой, как
жердь, дерзнул выслеживать "барса", это невольно озадачивало. Мулла был позабыт.
И вот сегодня Гиви опустил свою увесистую руку на плечо старика в тот
миг, когда он, прячась за выступ соседнего
дома, разглядывал дом Саакадзе. Сначала Гиви, рассвирепев, выругался по-турецки.
Старик покачал головой. Тогда
догадливый "барс" перешел на персидский лексикон. Старик, в ответ улыбаясь,
принялся щупать куладжу. Гиви,
растерявшись, выкрикнул по-грузински:
- Ты что трогаешь мою куладжу? Может, купить собираешься?
- Непременно, что щупаешь, купить должен? - ответил по-грузински
старик.