Читаем Великий Моурави полностью

глаза, с притворной тревогой встретил "барсов": "Почему в такой поздний час

взмылили коней? Здоров ли Георгий? Уж не заболела ли, спаси святой Шио,

княгиня Русудан?"

Дато непроницаемо выслушал лукавящего князя и изысканно заверил его в

цветущем здоровье семьи Саакадзе. Но если главенствующий Мухран-батони не

находится в приятном сне, от Моурави привез он ему спешное слово...

Пока Дато дожидался возвращения Вахтанга, из низких овальных входов,

как из расщелин, высыпали внуки старого князя. Их было множество, все

черноглазые и воинственные. Они тотчас закружили Гиви и увлекли его в глубь

замка, в свой любимый уголок. Там постоянно выли шакалы и урчали медведи...

Старый князь не спал, в опочивальне мерцала синяя лампада, отбрасывая

неясные блики на старинную утварь и оружие. В углу склонился над свитками

старый князь. Переступив порог, Дато осторожно кашлянул.

Мухран-батони с нарочитым удивлением вскинул глаза, потом радушно

поздоровался, предложил отведать еды и вина, отдохнуть с дороги, а утром...

Но Дато сослался на недосуг и просил разрешения изложить важное дело.

Старый князь, сожалея, покачал головой. Люди не умеют ценить мудрость

созерцания. А он хотел показать приобретенную им редкостную чашу времен

царицы Тамар, или - если азнаур любит травлю кабанов в дремучих зарослях -

стоит взглянуть на новый приплод в псарне, сердце усладится.

Но Дато обладал не меньшим дипломатическим терпением и, сокрушаясь, что

лишен счастья немедленно предаться безмятежной охоте, пожелал старинной чаше

никогда не быть пустой. В счастливый день ангела старейшего из Мухран-батони

да искрится в ней дампальское вино, слава погребов Самухрано! В солнечный

день ангела наследника знамени Вахтанга да пенится в ней белое одзисское

вино, восхищенный дар дружественных Эристави Ксанских! В прекрасный день

ангела Мирвана, бесстрашного витязя, пусть неустанно льется в древнюю чашу

атенское вино!

Перечисляя дни ангелов всех сыновей и внуков, Дато сердечно желал чаше

то искриться, то сверкать, то играть вином хидиставским, метехским,

ховлинским, ниабским, тезским - белым, розовым, красным, оранжевым,

бархатисто-черным, зеленым, - с удовольствием замечая, как багровеет нос у

Мухран-батони и нетерпеливо дергаются усы.

Наконец Дато решил, что пора заговорить о цели своего приезда. Он

пожелал чаше в день ангела Кайхосро, отмеченного божьим перстом и любовью

католикоса, мерцать белым талахаурским вином, как слезами радости

осчастливленного народа. И, не давая опомниться старому князю, изложил все

происшедшее в палате католикоса, на советах князей у Газнели и в летнем доме

Липарита.

Дослушав, старый князь вдруг вскипел:

- Что же, волки рассчитывают на мою оплошность? Отдать им старшего

внука на растерзание? Не дождутся такого! Луарсаб опытнее был, и то

проглотили... Думают, Мухран-батони возвеселится, набросится на их

предательское угощение!

Дато восхищался мухранским хитрецом: "Приятно охотиться на кабанов с

таким опытным охотником".

- Высокочтимый князь, мудрость созерцания подсказывает тебе правильное

решение. Великий Моурави тоже так думает. Пусть князья раз прискачут, два,

три. Пусть умоляют, льют из глаз воду; пусть католикос пришлет настоятеля

Трифилия с церковной знатью. Они, конечно, будут просить, потом угрожать

божьей карой. У благородного Мухран-батони каменная воля, но не сердце. Он,

может, и смилуется.

Мухран-батони опустил на свиток перо, ударил молоточком в шар и

приказал подать дампальское вино. И лишь когда виночерпий наполнил две чаши

и неслышно вышел, медленно проговорил:

- Передай Георгию: как с ним решили, так тому и свершиться... -

Помолчав, добавил: - Жаль, друг, торопишься, ночью опасно щенка возить,

может застудить горло... Для твоего сына подарок приготовил, следом с

чапаром пришлю.

Зная цену жертвы, приносимой князем, Дато поблагодарил великодушного

хозяина:

- Вырастет мой первенец, на охотах с восторгом будет вспоминать твою

щедрость.

- Кстати, об охоте... Передай Моурави: отважный Кайхосро не забывает,

как бился он под знаменем Георгия Саакадзе. И с неменьшей радостью

собирается с ним на волков и лисиц.

Дато и бровью не повел, хотя хорошо понял скрытый смысл обещания.

Опорожнив последнюю чашу, Дато заторопился: еще до рассвета необходимо

попасть в Кватахевский монастырь.


Старый князь протянул Дато кувшин с прадедовским вином и попросил

вручить отцу Трифилию: "Пусть пьет на здоровье и неустанно молится о доме

князей Мухран-батони, а их щедрость к Кватахеви не оскудеет..."

Скучающий Гиви прогуливался по аллее яблонь. Небо уже розовело, и там,

где оно рассекалось синеющей горой, плыли легкие туманы, цепляясь за

верхушки леса. Оттуда веяло предутренней прохладой и запахом ландышей.

Скоро два всадника проехали вброд Ксанку и скрылись в орешнике.

Когда за крутым поворотом показались монастырские купола, Дато нарушил

молчание:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза