Великий Моурави

Он, арагвинский витязь, достойный хрустального пера Руставели, - муж

гаремной служанки! Неслыханный позор! Каким мечом выкорчевать его? Какой

кровью смыть?

Словно угадывая его мысли, Шадиман продолжал:

- Напрасно терзаешься, князь, наше святая церковь расторгнет твой брак,

ибо христианину воспрещается иметь жену-магометанку!

- Неподобающий разговор начал ты, Шадиман. Если рассчитываешь привлечь

меня, напоминая о мести шаха, то ошибаешься, - Зураб вскочил. - Даже хозяину

дома не позволю переступить черту приличия!

- Я коснулся твоего сердца, дабы дружба наша воссияла от залога.

Смотри!

Зураб сумрачно взглянул вниз и несказанно удивился: деревья застыли,

точно окаменели в своем красочном уборе, а ему чудилось - буря несется над

солнечным садом, сгибая до земли чинары и дубы и кружа ярким хороводом

цветы.

Задумчиво сидела Магдана на мраморной скамье. Было ей не более

пятнадцати лет. Пленительная робость еще сковывала ее гибкие руки, тугие,

рудой отливающие косы ниспадали с покатых, еще детских плеч, а из-под

тенистых ресниц печально и величественно смотрели лучистые глаза.

Бледно-голубой шелк облекал ее тонкий стан... И Зурабу хотелось глубоко

вздохнуть, но было страшно - вот-вот волшебное видение исчезнет и черный

туман окутает и сад, и замок.

Смотрел Зураб и не мог насмотреться.

- Вдохновенный монах увековечил мою Магдану неувядаемыми красками, -

хвастал Шадиман. - Обрати, князь, свое благосклонное внимание на фреску.

Княжна Магдана держит на ладони свое достояние - замок Марабду, а ноги ее

обвивают змеи из жемчужных нитей. Раскрытые ларцы, как водопады, низвергают

фамильные драгоценности. Но, увы, ее нежная рука не в силах удержать знамя

Сабаратиано, и она призывает витязя...

- Какой витязь, Шадиман, удостоится столь высокой награды?

- Тот, кто навек объединит знамя двух княжеств и вздыбит его над

вершиной могущества.

- Князь Шадиман Бараташвили, благодарю за оказанную мне честь, но...

прекрасная из прекрасных княжна достойна неизмеримо большего. Я раньше

завоюю горцев, а потом буду молить Магдану разделить со мной блистательный

трон.

На заре Зураб с оруженосцем исчезли за железной дверью. Гулко звучал

конский топот в подземном коридоре.

Потом встревоженно крикнули птицы. Кто-то сорвал с глаз всадников

повязки и мгновенно скрылся. Зураб жадно вдыхал лесной воздух. Над ним круто

поднимались заросшие горы.

До ночи плутали князь и слуга, пока не выбрались на тропу, приведшую их

к Шавнабада.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

Вспоминая теперь эту ночь, Зураб испытывал гордость. Настал час

манящего простора, довольно жестких братских объятий Моурави! Собираясь в

Метехи на совещание князей, Зураб чувствовал, что он вместо куладжи надевает

кольчугу.

Неожиданно дверь распахнулась, и Моурави, не здороваясь, опустился на

скамью:

- Говори, Зураб, чем недоволен?

- Что ты, Георгий, разве не вместе праздновали...

- Ты со мною не хитри, Зураб, прямо скажи, что тебя мучает?

- Мое бесславие...

- Бесславие?

- Да. И ты в этом повинен! Что дал тебе мальчик Кайхосро? Почему при

выборе правителя обо мне забыл? Разве мой род ниже Мухран-батони? Почему ты

обошел меня?

Саакадзе не спешил с ответом: "Я тебе хоть тем помогаю в великих трудах

царства, что не мешаю..." - вспомнил он слова Кайхосро.

- Зураб, я всегда считал тебя умнее других. Почему же сейчас ты так

беспокойно мыслишь? Разве допустили бы батонишвили, да и князья, твое

воцарение? Сосчитай, сколько у тебя друзей... Знаю, знаю, что хочешь

сказать, - оружием бы заставил. Опять кровавые междоусобицы, опять князь для

князя - черный волк... А шах спокойно ждал бы. Пойми и не мешай мне. Сейчас

нужна дружба князей, дружба всех грузин. Когда надвигается смертельная

волна, нет места для вражды, нет места мелким чувствам... Мне легче было бы

воцариться, чем тебе, но я никогда не поступлю во вред Картли... И никому не

позволю этого.

- Ты другое дело - ты больше, чем царь, ты царь над царем.

- Только мое величие видишь? А может, догадался о бессонных ночах,

когда я, подобно безумцу, каждый раз по-иному мысленно сражаюсь с шахом

Аббасом? Или ты не заметил, что нет больше покоя в лице моем? Что не вижу,

как дети растут, как Русудан, молча и гордо, в одиночестве несет свои

страдания, свою тревогу матери и грузинки?.. Тогда что ты, князь, заметил в

доме твоей сестры? Почему вместо братской помощи, которую клятвенно обещал

мне, ты подтачиваешь молодые корни с трудом мною выращенного растения? Нет,

Зураб, не мелкими чувствами личного возвеличения озабочен Моурави. Как

возлюбленный, полный страсти нетерпения, стремлюсь увидеть я мою Картли

прекрасной и непокоримой. Не царем увидеть, не властелином ее, а первым

обязанным перед родиной.

Никогда Зураб не испытывал такого гнева и волнения: "Снова стремится

покорить меня этот великан! Не мечом, не огнем, а пламенем своего слова,

величием души. Но тщетно: я вырвусь из тисков его воли!"