Читаем Великий Моурави полностью

решать, как кто вздумает! Ради Картли они готовы на жертвы...

- Разве я с тобой не говорил, Моурави? - крикнул с места Ксанский

Эристави. - Ты Арагви вспомнил, а Ксани забыл?

- И я готов, Моурави, - подхватил Квели Церетели.

- Князья правы, необходимо общее согласие... Может, так постановим: на

год пусть будет, как сделано во владении Мухран-батони, - с лошадей и ароб

сельчан, особенно глехи и месепе, проездная пошлина не будет взиматься, но с

купеческих, азнаурских и княжеских караванов следует брать даже чуть больше.

И с прогонного скота пошлина упраздняется лишь для деревень. Согласны с

таким решением?

Князьям представилось, что они одержали огромную победу. Наперебой

восклицали: "Все, все согласны!"

Дав время улечься восторгу, Моурави предложил начать разговор о

постоянном войске.

Князья нестройно заговорили. Уже все вырешено, как пожелал Моурави: в

его распоряжение от каждого дыма будет предоставлено по одному обязанному.

Зураб, сжав ладонью подбородок, как коршун из-за туч, поглядывал на

Саакадзе, не в состоянии побороть робость и ярость.

Превозмогая себя, он предложил Саакадзе арагвинское войско, ибо блеск и

славу несет царству обнаженный меч Моурави.

Дато Кавтарадзе мягко заметил, что никогда и никто не сомневался в

благородстве князя Зураба Эристави, но владетели не должны ослаблять охрану

своих земель, особенно примыкающих к беспокойным рубежам. Княжеские дружины

остаются в распоряжении владетелей и в военное время образуют ратный запас,

а постоянное войско является опорой всего царства и всецело подчинено

военному управителю - Моурави. Начальники назначаются в царском войске не по

родовитости фамилий, а по личным воинским качествам, проявленным на поле

брани. Отныне, как трон Картли покоится на четырех знаменах воеводств, так

постоянное войско - на четырех основах: самоотверженная преданность родине;

войско - меч полководца; полководец - знамя войска; дружинник - витязь, а не

раб.

Многие князья под вежливыми улыбками старались скрыть недоумение.

Переждав, Дато продолжал:

- Через каждые сто восемьдесят дней обученные будут возвращаться к

своим очагам, а на их место придут другие. Вот почему, когда враг

вторгнется, будет не шестьдесят тысяч обученных, а в два-три раза больше. Но

дабы обученные не забывали воинское дело, они должны каждую неделю

собираться в деревнях, поселениях, монастырях под рукою царских, княжеских и

церковных азнауров. А в год раз - общий сбор на Дигомском поле, где

правитель Моурави и князья благосклонно проверят знания в примерном

сражении, конном и пешем, подобно разыгранному на ристалище.

Не очень-то пришлось по душе князьям перечисление обязанностей

господина перед семьей чередового, но грозное молчание Моурави не

располагало к противоречию. И нехотя согласились. Писцы проворно записали и

это решение.

- Не считаешь ли ты, князь, что мы сегодня достаточно попрыгали через

горящие рогатки? - насмешливо шепнул Джавахишвили соседу.

Томились и другие князья. Приближался час еды и вина. И никто не мог

предположить, что вот сейчас произойдет то огромное событие, которое долгие

годы не перестанет волновать грузинскую землю.

Поднялся Саакадзе, поправил меч и заговорил о благоразумии и временном

самопожертвовании князей. Временном! Ибо ни для кого не тайна - войско нужно

для избавления Картли от угрозы Ирана. Но лишь минует угроза, пусть знают

князья: первый обязанный перед родиной - Саакадзе из Носте - пойдет войной

на извечных врагов царства. Богатые земли персидского Азербайджана должны

принадлежать картлийцам. А море необходимо царству для торговых путей. Для

прикрытия Кахети следует присоединить Джелал-оглы, Караклис, Кедабек. От

Никопсы до Дербента должно простираться грузинское царство!..

Слушая Моурави, владетели ясно ощущали возможность достигнуть всего, о

чем он говорил. Уже каждому хотелось сейчас же, без замедления, броситься в

пучину войн, разрывать на части вражеские земли, оседлать хребты, придвинуть

море... Маячила слава, обогащение замков, бурная жизнь.

Князья в горячих выражениях наперебой заверяли Моурави, что жаждут

скорей претворить в жизнь его замыслы.

В пылу восторга Фиран Амилахвари поведал о предательских приготовлениях

Шадимана. И хотя многие уже были осведомлены об этом, все же князья сочли

нужным огласить зал негодующими возгласами. Каждый стремился громче другого

выразить свое возмущение.

Моурави, положив ладонь на колено, стал спрашивать подробности:

- А на правом и левом крыле князь Шадиман выставил копейщиков для

защиты первой линии?

- Да, Моурави, выставил...

- А рядом с клетками смертоносных змей поместил сетчатые ящики с

муганскими скорпионами?

- Да, Моурави... - растерянно подтвердил Амилахвари.

- А гиен в клетках держит или в загонах?

- В... клетках.

- А котлы со смолой на стенах крепости круглые?

- Круглые! - вдруг выпалил Цицишвили, вытирая со лба холодные капли.

- Напрасно, это уже устарело... Много раз котлы опрокидывались на

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза