Читаем Великий Моурави полностью

мрамора. Они до сих пор блестят свежей памятью, - задумчиво проговорил весь

испещренный морщинами грузинский зодчий, недавно вернувшийся из путешествия

ради науки. - Ты, Георгий, большой строитель, и стопа твоя тяжелая. По этой

лестнице и твой правнук поведет войско на защиту царства.

- Да будет так! - произнес Дато.

- Глубокочтимые созидатели, - прервал разговор Саакадзе, - башни

возведем ковровой кладки. Прославим грузинское мастерство.

- Византийцы при любой кладке воздают должное главному зодчему, -

проговорил грек. - Да позволено будет над верхними зубцами серединной башни

поставить мраморного барса, потрясающего копьем.

- Лучше, мастер, укрась башню конем Картли, рвущимся к звездам...

Саакадзе упомянул о своем новом замысле - опоясать Тбилисскую крепость

двумя зубчатыми стенами, террасами, спускающимися от Триалетских отрогов к

Куре. Поговорили о кахетинских стройках, решили увеличить амкарство

каменщиков, плотников, лесорубов, дабы возможно было приступить к укреплению

кахетинской линии Упадари...

Взглянув на измученных Дато и Ростома, Саакадзе взял поводья у хмурого

Эрасти и повернул коня к дому.

Погруженный в торговую сутолоку мелик подготовлял караван в Стамбул.

Трудно узнать пробудившийся майдан! Откуда столько товаров, изделий? Откуда

столько продающих и покупающих? Ведь ничего не было! Разве мало торговых

лазутчиков? Разве купцы пригоняют караваны в пустыню? Пусть будет шум, - он

привлекает иноземцев.

И Вардан выбрасывал на стойки запасы сукна, атласа, парчи... В обширных

складах громоздятся тюки от пола до потолка. Чем они набиты? Это - тайна

Вардана.

Прислушиваясь к стуку весов, Вардан рассматривал сорта марены, как

вдруг из-за развешанных тканей выглянула свирепая рожа Махара. Вардан так и

прирос к стойке. Но Дарчо, величаво поправив сереброчеканный пояс, на

котором висел кинжал, вызывающе спросил Махара: каким товаром он может

угодить светлому князю?..

Сперва Махара старался посулами и угрозами принудить Вардана поехать в

Исфахан, но наконец понял: положение мелика слишком видное, чтобы он мог

исчезнуть незаметно, и поэтому согласился заполучить хотя бы пчеловода.

И пчеловод, со всеми предосторожностями и напутствиями Вардана,

направился за Махара в Марабду.

На упреки Нуцы: "Разве не пора бросить ненужного князя? И почему

подвергать опасности старика, привыкшего не к осам, а к пчелам?", Вардан

хитро улыбнулся.

- Почему не дать заработать отцу? Только, если он раньше меня вернется,

не выпускай на улицу до моего прибытия; еще проболтается, всех нас погубит.

Перепуганная Нуца поклялась держать отца под замком. Их беседа была

прервана приходом Дато.

Мелик радостно сообщил, что двести верблюдов, нагруженных ящиками,

вьюками, сундуками, готовы в путь. Хотелось бы выехать вместе с посольством.

Дато выразил готовность путешествовать с находчивым меликом: караван придаст

пышность посольству, но...

- Что?! Что-о?! Правитель намерен отречься?! - испуганно вскрикнул

Вардан. - Опять начнется хатабала. Один князь одного хочет, другой -

другого! Это вредит торговле; в Стамбул хорошо прибыть в час праздника, а не

когда слуги скатерть убирают.

- Так же думает и Моурави... Может, если народ взмолится, Кайхосро не

оставит трона?

- Все купечество, амкарство будет с плачем просить. Не время менять

правителя, когда верблюды от нетерпения чешут ноги.

- Надо сейчас же подготовить шествие к Метехи, но заполнить им улицы

следует только по моему знаку. Моурави раньше решил бросить князей к ногам

правителя. Если не поможет, тогда...

Едва Дато ушел, как Вардан, задыхаясь, бросился к устабашам Эдишеру и

Сиушу.

А наутро во всех лавках торговцы, забыв, что сами сокрушались о потере

блеска Метехи, прицокивая и разводя руками, шептались: "Как можно допустить?

Замечательный правитель! Ничего не запрещает, не вмешивается не в свое дело.

Для Метехи много изделий покупает..." И уже всем казалось самым важным

уговорить правителя не покидать их. И уже беспрестанно шли возбужденные

разговоры, приготовления...

Еще с того дня, как Элизбар остановил своего коня у любимого азнаурами

духана "Золотой верблюд", тбилисцы всполошились.

Кто-то сидевший неподалеку слышал приглушенный спор саакадзевца с

пожилым азнауром. Саакадзевец сокрушался нежеланием правителя царствовать:

"Разве только народ упросит". Пожилой азнаур, напротив, восхищался царем

Теймуразом: "Вот если бы..." Саакадзевец оспаривал: "Теймураз -

действительно настоящий царь, притом Багратид, без княжеских драк может

занять трон, но Картли любит правителя Кайхосро. Мухран-батони

могущественные владетели и щедрые". - "Зачем насильно держать, раз

доблестный Кайхосро не желает? - настаивал пожилой азнаур. - Кахети и Картли

сейчас одно царство - выходит, и царь должен быть один".

Тбилисцы разделились на два лагеря. Одни стояли за Кайхосро, другие -

за Теймураза. На всех углах спорили, только и слышалось: "Теймураз!..

Кайхосро!.."

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза