Великий Моурави

картлийско-казахская. Зумбулидзе беспокоился об охране груза ароб: может

испортиться под солнцем или дождем, могут разворовать, - не все ангелы!

Шио-Мгвимский монастырь выслал отборное зерно, а монастырь святой Нины

прислал лучшие рубашки, сшитые христовыми невестами для воинства.

Таниашвили настаивал на скорейшем распределении оружия. Пусть каждая

дружина отвечает за принятое. Даутбек не противился, но указывал на

необходимость проводить первоначальные учения с личным старым оружием, ибо

рубка кустарника и лоз притупляет клинки, а проколы буйволиных шкур -

наконечники. И лишь когда дозорные сообщат о движении к черте царства

врагов, следует выдать однородное и одновесное оружие, а всем начальникам -

проверить вооружение каждого дружинника и его запас.

Одобрив Даутбека, Сулханишвили вернулся к вопросу о размещении войск:

по его разумению, половина дружин должна остаться в Картли, а другая

отправиться в Кахети.

- Устрашать шаха следует, но обученным войском, - спокойно начал

Саакадзе. - А пока нужно думать о том, чтобы правильно провести подготовку

войск. Поэтому Мцхета превратить в военный город и разместить конные дружины

в первопрестольной. Остальных оставить у стен Синего монастыря, - пусть

игумен привыкает к шуму шашек. А "обязанные" пусть объединяются совместным

учением, развивают рвение к защите царства, в военных играх состязаются в

ловкости и догадливости.

Пока азнауры обсуждали меры, предложенные Саакадзе, он уже спускался в

палату торгового Совета. На лестнице его догнал Сулханишвили и шепотом

сообщил о прибытии азнаура Лома: князь Вачнадзе просит поспешить со вторым

посольством в Гонио. Светлый царь Теймураз хмурится - не похоже, считает он,

чтобы правитель Кайхосро собирался покинуть трон Багратидов.

Замедлив шаги, Саакадзе вполголоса ответил:

- Пусть Лома передаст князю: как я сказал, так будет. А Дато Кавтарадзе

выедет в Гонио своевременно.

Гулкий шум оборвался, когда Саакадзе вошел в помещение Совета.

Мдиванбеги встали, почтительно склонив головы. Опустившись на обитый

фиолетовым бархатом табурет, Саакадзе предложил продолжать разговор.

Дарчо подробно рассказал, как золоточеканные изделия, марена и

многоцветная окраска шелков восхитили дамасских и трапезундских купцов,

быстро раскупивших караван и охотно обменявших часть товаров на оружие, как

трехбунчужный паша пригласил его, Дарчо, на беседу и пытливо расспрашивал о

делах Моурав-бека, щедро одарил и просил передать Георгию Саакадзе ятаган,

осыпанный бирюзой и алмазами.

Тут Дарчо развернул шелковую ткань и положил перед Саакадзе дар

эрзурумского паши. Когда смолк восхищенный рокот торгового Совета, Дарчо

добавил, что трехбунчужник обещал довести до Большого Сераля о дружеских

начинаниях Моурав-бека из Гурджистана. Успех пробного каравана вдохновил

тбилисских мдиванбегов, и они решительно настаивали на немедленном

снаряжении нового каравана, в двести верблюдов, для отправки картлийских

товаров в Стамбул. Но раньше всего необходимо построить на новом торговом

пути удобные караван-сараи и сторожевые башни в ущелье Хеоба и в

Самцхе-Саатабаго - Ахалцихском пашалыке.

Эрасти улучил минуту и, развязав платок, намеревался всучить Саакадзе

кусок чурека с сыром, который в течение целого дня тщетно возил за ним. Но

Эрасти постигла неудача - Саакадзе торопился к правителю, еще с утра

присылавшему за ним гонцов.

На метехском дворе Моурави бросил поводья подбежавшему конюху и в

сопровождении Эрасти направился было в царские покои, но на средней площадке

его догнал дежурный князь Мераб Магаладзе, и Моурави свернул в боковой

коридор.

Он счел нужным удивиться расстроенному виду доблестного Мухран-батони.

- Ты лучше спроси, Моурави, почему я до сих пор не кусаюсь? Сколько

трудов мы с тобой положили! Сумасшедший мальчишка кричит, чтобы сняли с него

кличку "правитель". Он трубит, что вся охота за крупными и малыми делами

царства обходится без главного загонщика из рода Мухран-батони. Князья при

встрече с ним отводят глаза и, вертя лисьими хвостами, льстиво занимают его

внимание пустыми разговорами. Разве нельзя оружием заставить хищников

уважать решение Картли?

Не прерывая возмущенного князя, Саакадзе думал: "Хорошо, что старик не

догадывается, что это он, Моурави, внушил самолюбивому Кайхосро мысль об

оставлении престола".

- Сам Кайхосро подает плохой пример, открыто показывая пренебрежение к

своему сану.

- А я о чем говорю? Разве можно понять, какая бешеная собака его

укусила? У нас в роду не было глупых. Не найдешь ли ты, Моурави,

своевременным внушительно побеседовать с неблагодарным?

- Побеседую, Мухран-батони. Надо так сделать, чтобы народ Картли умолял

правителя не покидать трон.

- Ты это сделаешь?

- Клянусь мечом - да! Ибо, свидетель бог, не только люблю Кайхосро, но

и всем сердцем восхищаюсь его умом и благородством.

Сине-зеленая дымка паласом расстилалась над еще сонной долиной. Стая за