Читаем Великий Моурави полностью

стаей с севера низко тянулись лебеди. Саакадзе, придержав Джамбаза, проводил

их зорким взглядом.

- Вот, Эрасти, на юг держат поздний путь. Значит, осень будет долгая и

теплая.

- Не настал ли час, Моурави, скушать все же чурек с сыром? Надоело

держать! - хмуро буркнул Эрасти.

- Можно подумать, что ты жареного фазана предлагаешь, а я отказываюсь.

- Что же, мне до первого снега беречь дар божий?

Саакадзе приподнялся на стременах и сорвал ветку, отягощенную желудями:

- На твое счастье, снега в эту зиму будет много. Посмотри, сколько

красавцев на одной ветке.

- Этим можно радовать свиней, а я - только ишак.

- Сейчас в Носте проверим, если откажешься от тунги вина и чахохбили,

тогда твоя правда. Ну, давай развеселим аппетит! - И, взяв у

встрепенувшегося Эрасти чурек, разломил пополам и предложил Эрасти разделить

с ним скудную трапезу.

Георгий принялся за обе щеки уписывать хрустящую горбушку, обильно

посыпанную острым сыром. Они выехали на опушку и по откосу спустились в

лощинку к роднику. Джамбаз радостно заржал, решительно остановился и

потянулся к воде.

Всадники спешились. Саакадзе, прильнув к каменному желобку, стал

глотать прозрачную воду, словно собирался осушить весь родник.

В Носте Хорешани встретила Саакадзе упреком: совсем забыл семью, а

сейчас нужны его советы, - ведь предстоят две свадьбы!

- Очень хорошо, - рассмеялся Георгий, - почти все владетели из замков

переехали в Тбилиси, - ждут обещанных празднеств, а обещанное надо

выполнять. Вот и включим свадьбы в число празднеств.

- Кстати о свадьбах, - с напускной важностью проговорил Дато. - Ко мне

уже дважды приезжал Беридзе из Лихи.

- А что ему, речному червяку, надо? Не пошлину ли решили убавить и тем

мозгов прибавить? - хмурился Элизбар, вспоминая неудачный исход своей

миссии.

- Про пошлину совсем не говорил, а про невесту слишком много. Дочь

высокого Иванэ, Нателу, высмотрел его старший сын; оказывается, умирает от

любви... умоляет помочь.

- От одной любви? А может, и от страха за участь лиховской рогатки?

Полтора мешка речного песка им в рот! И еще добавь...

- Не кипи, Димитрий, - поспешно прервал Дато, - что может выйти из

ничего? Каждое воскресенье приезжают лиховцы высматривать невест. Но ни

атласные куладжи, ни дорогие украшения не прельщают ностевок. Самая

невзрачная, Софико с Нижней улицы, не пожелала выйти замуж за водяного

черта...

- А этот, собачий сын, самую красивую выбрал.

- Это, Даутбек, и я заметил.

- Еще бы Дато не заметил, - прыснул Гиви, - сам перед ней крутил усы в

церкви.

- А Натела как? Не соблазнилась богатством?

- Ты угадал, Георгий, соблазнилась, только стыдится подруг, молчит.

Полагаю, Иванэ тоже жаждет за самого богатого лиховца выдать дочь, но

стесняется дедов, засмеют.

- Вот что, передай Беридзе, что ты меня упросил. Быть свадьбе.

- А это зачем, Георгий?

- Так, мыслю, следует. Нельзя влюбленного томить в путах Великого

Моурави.

Долго потешались над лиховцами, изощряясь в "ласковых" эпитетах и

"красочных" пожеланиях.

Шутила и Русудан, но вдруг круто изменила разговор, уверяя, что

княгинь-покровительниц восхищают лишь те шаири, которые воспевают их

добродетели, а сказания - исключительно восхваляющие их род. Фрески, свитки,

наука о звездах на одних навевают приятный сон, а в других пробуждают

желание вцепиться друг другу в горло за первенство. Она, Русудан, это

предсказывала! Напрасная трата времени и денег.

Но Саакадзе оспаривал: все же мужья, под сильным давлением жен, на

многое согласились, и не пришлось применять оружия. Пусть веселятся, на

зависть Андукапару и Гульшари. Но женихам Хварамзе и Маро придется подождать

до возвращения Папуна из Гулаби.

Все согласились с Георгием. Нельзя предаться семейной радости без

дорогого друга. Только княгиня Нато недовольна: сколько времени еще девушек

томить?

Почти совсем перебралась княгиня в Носте. Даже приготовленное приданое

сюда перевезла. Угрюмо стало в Ананури: по-прежнему на горе Шеуповари грозно

высится крепость, по-прежнему славится орлами и сапфировой Арагви, но душа

замка ушла вместе с доблестным Нугзаром. Уже не поют красивые девушки под

зубчатыми стенами. Нет веселых базаров. И за еду едва десять человек

садятся, а при Нугзаре три скатерти растягивали - все было мало. Зураба

словно змея ужалила.

Уедет на охоту - пропадает неделями. Ни с кем не дружит, нехотя к

Эристави Ксанским на день заглядывает. Может, по Нестан тоскует?

- Не похоже, - укоризненно проговорила Хорешани, - даже письмо ей

отказался послать: "Ни к чему, она ведь магометанка".

- Как не стыдно такое на языке держать?! - вскрикнула Дареджан. - Разве

она по своей воле несчастна?

Недоволен Зурабом и отец Трифилий: тот изменник церкви, кто ради личной

выгоды кощунствует. А если магометанство можно скинуть, как мантилью, то не

по-божески усугублять страдания княгини!

Русудан вознаградила витязя в рясе легким пожатием прохладной руки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза