Читаем Великий Моурави полностью

В серной бане рассвирепевшая поклонница Теймураза окатила, холодной

водой упрямицу, защищавшую Кайхосро. "Вай ме! Вай ме!" - заголосили женщины,

пуская в ход шайки, комья банной глины, хну, ковровые рукавицы, гребни и все

необходимое для бани, но излишнее при битве.

Из цирюльни вслед за цирюльником выскочил амкар с намыленной щекой и,

гоняясь по майдану, грозил зарубить любого, осмелившегося говорить против

Кайхосро. Из люля-кебабной, что у Банного моста, выскочил другой амкар, -

размахивая лавашом и изощренно ругаясь, он клялся отсечь голову всякому, кто

посмеет забыть, что царь Теймураз неустанно сражался против кизилбашей. Но

так как оба амкара были без оружия, то над ними лишь потешались.

Сабельщики отступили на шаг, и в зал высшего Совета царства вошел

взволнованный Кайхосро. "Видно, с дедом опять спорил", - подумал Саакадзе.

В напряженной тишине Кайхосро с жаром приводил убедительные доводы о

невозможности для него управлять двумя царствами. Пусть мудрые мдиванбеги

изберут для отечества, расцветающего под рукой Великого Моурави и его

опытных сподвижников, более умудренного годами и деяниями правителя.

Князья в смущении поглядывали друг на друга. Никто не хотел первым

сказать правду, - опасались ссоры с Мухран-батони.

Молчание становилось тягостным. Поймав просящий взгляд князя Липарита,

Моурави заявил, что Кайхосро из рода Мухран-батони приравнен к сану

богоравного определением священного синклита и указом католикоса. Высший

Совет присягнул на верность и не изменит присяге.

Изумленно взирал на Саакадзе юный правитель и, не выдержав, вскрикнул:

- Как?! Ведь я с тобой отдельно говорил, Моурави. Или почудилось мне,

что ты согласен?

- Думается, мое безмолвие ввело тебя в заблуждение. Понимаю тебя,

благородный витязь, если сердце не лежит, то и трон подобен ярму.

- Я, Моурави, - запальчиво выкрикнул Кайхосро, - присягал на верность,

но только Картли, а не Кахети.

- Что же, по-твоему, мой правитель, для того мы, верные мужи отечества,

объединили два царства, чтобы снова присягать отдельным царям? До меня

дошло, что кахетинцы мечтают о возвращении Теймураза и царь не прочь в

третий раз занять свой престол. Багратид! Кто может воспретить? Но ты

понимаешь, какая опасность в двух царях одного царства? Не усугубляй наше

затруднение, да и народ не допустит тебя отречься. Весь Тбилиси встревожен.

- Мой правитель! Высший Совет поможет тебе в управлении царством, -

резко сказал Мирван.

- Моурави, тебя прошу, - взмолился Кайхосро, - ты один можешь найти

выход, и ты найдешь. Если я имею право приказывать, то приказываю тебе...

Знай, и вы, мдиванбеги, знайте, я молод годами, но своего слова не меняю.

Правителем не буду! Если не примете отречения - сам уйду, пусть даже в

монастырь! - и Кайхосро шумно вышел.

- Не хочу стеснять Совет в суждениях. - И Мирван Мухран-батони с

достоинством тоже покинул палату.

Задумчиво покрутив ус, Моурави медленно произнес:

- Со стариком Мухран-батони труднее сговориться. Но то, что требует

решения, должно быть решено.

Мдиванбеги восхищались. Такой Моурави не только с Мухран-батони, но и с

чертом договорится.

- Значит, Моурави, ты уже согласен на смену? - Зураб с затаенной

надеждой оглядел палату.

- Не я, мой князь, а мдиванбеги и церковь... Мы не арканщики, не

пристало нам душить человека, стонущего под непосильным бременем... Тебе,

князь Зураб Эристави, поручаем разговор с Мухран-батони.

- Отказываюсь!

- Неразумно! - Саакадзе пристально вглядывался в шурина. - Любишь

вершины, люби подыматься на них сам. А если рассчитываешь, что другие

вознесут, тогда жди желающих.

- Отказываюсь! - упрямо повторил Зураб. - Вы избегаете нажить себе

опасного врага, а я вам не щит дружинника, на который ложится первый удар.

Хором беседуйте с владетелем.

Закипел спор: как бы совместно ни выступали, кто-то должен первое слово

вымолвить.

- Георгий, может, католикоса попросить? - предложил Трифилий. - На

святого отца владетели не обрушат свой гнев. Опять же, кто дал - тот и взял.

Да отпустится Кайхосро восвояси по своему желанию.

- Аминь! - поддакнул митрополит Никифор.

Царевич Вахтанг с несвойственной ему живостью просил настоятеля

сообщить волю высшего Совета царства святому отцу. Зураб исподлобья ревниво

оглядел царевича:

- А на кого собираетесь возложить попечение о спокойствии царства?

- Найдется... - Трифилий благодушно расправил атласный рукав.

- Быть может, уже нашли? - злобно буркнул Зураб.

- Может быть...

И оба - Моурави и настоятель, хорошо понимающие друг друга, -

обменялись многозначительными взглядами.

Саакадзе просил мдиванбегов принять еще одно неотложное решение.

Сложившиеся обстоятельства требуют величайшей предусмотрительности и

подсказывают необходимость сблизиться со всеми грузинскими царствами и

княжествами. А сейчас дружбу скрепляет только военный союз. Надо полагать,

что объединение Картли и Кахети встревожило раньше других Гуриели, а потом

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза