Великий Моурави

на него свиток. Прикрыв ладонью рот, Евстафий глухо откашлялся и медленно

начал:

- "Да прославится сущий, истинный, единый бог отец, от которого всё. Да

благословится бог - первоначальное слово, премудрость, им же вся быша. Да

воспевается божественный дух, в нем же всяческая..."

Князья напряженно слушали, стараясь вникнуть в смысл изрекаемого

монахом текста.

- "...Подобно тому, как три человека имеют три лица и одно естество,

которое походит только на самого себя и больше ни на что другое... Святая же

троица есть равночастная - то есть три лица имеют одну равную часть; ни

начала, ни времени, ни конца не имеют, ибо..."

Палавандишвили почувствовал нервное подергивание колена, точь-в-точь

как во время проповедей в кафедральном соборе...

- "...одно от другого ни в чем не отличимо, только отец рождает, сын же

рождается, а святой дух исходит! Отец - нерождаемый, поелику не родился от

кого-либо, как и ум человеческий, ибо оный ниотколе не рождается; а сын и

слово рождаемы, поелику рождены от отца, как и слово человеческое рождено от

ума; а святой дух ни рождаем, ни нерождаем, ибо если бы был рождаем, то он

был бы сыном; а если бы был нерождаем, то был бы отцом..."

Трифилий благодушно оглядывал князей, они незаметно переминались с ноги

на ногу, тщетно стараясь скрыть зевоту... А Евстафий продолжал раскатывать

бесконечный свиток:

- "...Искуситель вознамерился истребить имя царя в земле Иверской. Но

бога, в троице почитаемого, мы, грешные есьмы, его милосердием держимся..."

Цицишвили насупился, он начинал задыхаться от приторной слюны: "Что мы

- телята, из кож которых выделывается пергамент для подобных свитков?! Куда,

в какой запутанный лес тащит нас на райском аркане коварный монах?"

Поглаживая клинообразную бороду, тбилели едва слышно спросил: "Может,

преподобный Феодосий сегодня разделит со мной скромную трапезу?". А Евстафий

все разматывал и разматывал свиток; слова его падали, как дождевые капли на

камень:

- "...заступничеством и молитвою пречистой и преславной богородицы

приснодевы Марии движемся и пребываем доныне промежду тремя львиными

пастями..."

Мераб Магаладзе прикинул глазами свиток: слава троице - будто не больше

трех аршин осталось! Но пусть хоть еще три дня хрипит монах, три князя

Магаладзе, отец и два сына, благоговейно будут слушать. Не следует забывать

- их владение не более чем в трех агаджа от Носте.

Вдруг князья насторожились. Евстафий повысил голос:

- "...с одной стороны Леки скверные, с другой стороны Перс, а с третьей

Турок. Но бог наш, в троице воспеваемый и серафимами славимый, взирая на

благочестивый и православный род Иверский, направил мысли премудрого главы

церкви на ветвь царей грузинских, ведущих линию свою от воссиявшего великого

Израиля. Во мраке времен и веков предки князей доблестных Мухран-батони,

защищая мечом и щитом своим землю Иверскую, вели великую битву с хосроями и

сапарами, Киром и Надиром, Лукуллом и Помпеем..."

"Шадиман, спаси нас!" - хотел выкрикнуть Церетели и выкрикнул:

- Спаси нас, владыка!

- Спаси от бесцарствия! - торопливо подхватил Тамаз Магаладзе.

- Хвала тебе, католикос! - шумно подхватил Зураб.

- От хвалы католикос живых хоронить начал... - шепнул Липарит князю

Газнели.

Но старик, сдвинув густые, словно посеребренные брови, негодующе

отмахнулся:

- Святой отец, прими мою сыновнюю покорность!

Тихо открылись двери. Послушники внесли зажженные светильники. На

темных ликах ангелов заиграли блики. У стены продолжали неподвижно стоять

церковные азнауры.

Вперед выступил Цицишвили, он заверял честью меча своего, что князья

всегда верны клятве, но юный Кайхосро не искушен в делах царства. Он не в

силах укрепить размытые кровавым ливнем стены замков - столпов Картли, не в

силах воплотить в жизнь чаяния князей. Кайхосро благороден, но слишком юн.

- Юн? - удивился Моурави. - А разве Давид Строитель не взошел на

престол шестнадцати лет? И разве при нем не укрепился костяк царства? А

разве тяжелое бремя венца не легло на нежные плечи юной Тамар? И не она ли

довела до ослепительного блеска Грузию? А русийский царь, ныне царствующий,

благословенный Михаил, шестнадцати лет возведен благоразумными боярами на

высокий престол Русии!.. Что?.. За него правит патриарх Филарет милостивый?

Но и Картли не обеднела разумными мужами.

Князья тревожно посмотрели на католикоса, на властное лицо Саакадзе...

Кто из двух будет Филаретом?

Скрытое недовольство возмутило Шалву Ксанского:

- Разве мы не поклялись подчиниться воле владыки?

Католикос властно стукнул жезлом:

- Великое и тяжелое дело лежит на вас. Из любви к Христу поразмыслите

до восхода небесного светила обо всем здесь сказанном. Да осенит вас

разумною мыслью творец. Вы - поборники царства, и за вами - решающее слово.

Осенив крестным знамением палату, католикос вышел. За ним почтительно

последовал Саакадзе.

В белой квадратной башне Метехи, после короткого отдыха и торопливой

еды, собрались князья. Они безучастным взором скользили по царской