Великий обман. Чужестранцы в стране большевиков

Дипломаты иной раз публично проявляли вольнодумство. В опубликованных документах протокольного отдела НКИД есть информация о вызове туда польского поверенного в делах. От него потребовали объяснений, почему он и некоторые его коллеги сидели во время пения гимна участниками одного из официальных мероприятий. Тот ответил, что думал, это всего лишь «партийная песня революционных рабочих», да еще и с призывом к свержению буржуазии. Понятно, он не мог не знать, что «Интернационал» являлся гимном Советского Союза. Представитель НКИД на это ответил, что ему могут не нравиться слова Интернационала, так же как нам не нравятся слова монархических гимнов, но существует ведь «международная вежливость». Тот пояснил, что вставал во время музыкального исполнения гимна в присутствии Калинина, но остался сидеть, когда зал встал и запел при появлении Сталина, ведь тот официально не глава государства. Ну это, конечно, был вызов. Все прекрасно понимали, что к чему.

В 1936 году Лев Карахан, в ту пору полпред в Турции, устроил прием в советском полпредстве в честь делегации Осоавиахима. Среди ночи туда неожиданно заявился турецкий президент Мустафа Кемаль Ататюрк и выразил недовольство тем, что его не поздравили с Днем независимости Турции. Карахан ему ответил, что поздравление по телеграфу было прислано т. Калининым. Кемаль: «Мне это известно, и я поручил даже ему ответить, но я не желаю иметь дело с посредниками. Я не только президент Турецкой республики, но вождь турецкого народа. Кто у вас вождь?» Карахан ответил, что нашим вождем является т. Сталин. «Тогда почему же он не прислал мне поздравительной телеграммы?»

Вернемся к мемуарам Озолса. По его словам, швейцары, истопники, вся посольская обслуга были агентами НКВД. Иностранцев тоже вербовали, но реже. Делалось это так. Советский гражданин, хороший знакомый иностранца, просит его привезти какую-нибудь вещь из-за границы, а в момент передачи агент ГПУ уже тут как тут, и дело о контрабанде готово. После шантажа новый агент завербован. Озолс описывает один курьезный случай, как служащий одного посольства, одолеваемый просьбами знакомого, советского гражданина, купить ему за границей лезвия для безопасной бритвы, приобрел их на московской толкучке. Сделал он это намеренно, подозревая в «знакомом» провокатора.

«Продолжает сохраняться критическая ситуация, сложившаяся в результате нехватки продуктов питания и товаров первой необходимости», – писал в 1929 году итальянский консул в Ленинграде. В едва ли не каждом из опубликованных отчетов итальянских дипломатов говорится о нехватке продуктов питания и недовольстве, вызванном бесконечными очередями в полупустых магазинах. «Проникнутая насилием русская история сформировала национальный тип русского человека, привыкшего терпеть произвол стоящей над ним власти, – писал один из них в своем докладе в МИД Италии. – При этом русские не оказывают ей никакого сопротивления в попытках защитить свои интересы». Другой итальянский дипломат в разгар голода на Украине и Северном Кавказе сообщает: «Мой осведомитель во время всего своего длительного путешествия не заметил в страдающих людях ни намека на злобу и обиду: повсюду царил дух кроткого смирения перед неизбежным».

Смирение проявляли даже такие люди, как бывший «железнодорожный король» России Николай фон Мекк, визит которого в латвийское посольство описан в книге Озолса. «В долгой беседе он рассказал мне все, как священнику на исповеди. Оказалось, его арестовывали чуть ли не двенадцать раз, всячески придирались, искали хотя бы малейший повод для обвинения, ничего не находили, выпускали, снова арестовывали, допрашивали, вновь освобождали». При этом на основании русско-латвийского мирного договора фон Мекк имел право на латвийское гражданство, которое ему и было предложено. Но он отказался, «его смущало, что у нас мало железных дорог, нет простора для его широкой работы. …Меньше чем через год стало известно, что он расстрелян за “вредительство”. …Совершенно невозможно предположить, чтобы фон Мекк, которому шел седьмой десяток, преданный всей душой железнодорожному делу, мог оказаться «вредителем».

Сам Озолс был арестован в 1940 году, после присоединения Латвии к СССР. К тому времени он уже оставил дипломатическую службу и не мог быть среди «покидавших Кремль с побледневшими лицами прибалтийских министров», которых увидел и описал в своем дневнике Риббентроп, побывавший в Москве в августе и сентябре 1939 года с дружественным визитом. Настолько дружественным, что во время обратного полета в Берлин гауляйтер Данцига сказал ему, что чувствовал себя как «среди своих старых партайгеноссен».

Бельгийский консул