– Это ты верно заметил, – отвечает Ван Куй. – У меня много шрамов. Но я так и не выслужил чин главного полководца. Поэтому у моих сыновей до сих пор нет наследственного ранга, который позволил бы им сразу становиться офицерами. Может быть, Поднебесной более выгодна торговля шелком, как ты расписал ее императору, но моей семье нужна война. А из-за тебя ее опять отложат. Владыка будет ждать твоего возвращения, а до той поры я буду лишь нюхать пыль гарнизонов и муштровать новобранцев. Не ровен час я умру раньше, чем Сын Неба все же решится напасть на хунну. Еще смешнее будет, если я погибну в какой-нибудь мелкой пограничной стычке. И все это из-за того, что ты соблазнил императора несбыточной мечтой, потому что тебе захотелось повидать мир и прославиться как послу.
– Меньше всего я думаю о том, чтобы прославиться, – негромко говорит Чжан Цянь. – Больше всего я думаю о том, как сделать нечто по-настоящему полезное для страны под Небом нашим.
– Полезным ты называешь помилование ничтожного Мю Цзы, который возомнил, что, прочитав несколько трактатов Конфуция, может поучать моих офицеров?
– Но обвинен он был в контрабанде шелка.
Ван Куй отрывисто смеется:
– Какая разница в чем… Он должен был послужить примером для таких умников, как ты, нахватавшихся в императорских школах ненужных знаний. К тому же кто-то должен ответить за то, что в степных караванах, уходящих на запад, шелка больше, чем в официальных подарках шаньюю.
– Ты обижен? – мягко спрашивает Чжан Цянь.
Генерал резко прерывает смех и с ненавистью смотрит на Чжан Цяня.
– С чего ты взял? Кто ты такой, чтобы я на тебя обижался! Ты улитка под моим сапогом. Она тоже уверена, что у нее крепкая раковина и никто не сможет ей повредить.
– Ты меня убьешь?
– Обязательно, – говорит Ван Куй. – Но не сейчас. Зачем мне идти на казнь? Зачем моей семье терять привилегии? Ты отправишься в свой поход. Император даст тебе охрану. Один из тех, кто должен тебя охранять, тебя убьет, но ты до самого конца не узнаешь, кто это будет и когда это случится. Отныне ты будешь знать только одно: ты не вернешься. И когда Сыну Неба надоест тебя ждать, он отдаст приказ о вторжении в земли хунну, и войско поведу я! – генерал, резко повернувшись, уходит. За ним четко, точно на императорском смотре, поворачиваются через левое плечо оба его меченосца и, продолжая блюсти отставание в один шаг, уходят за ним вслед. Миг – и их уже не видно в вечернем сумраке, сгущающемся под деревьями алтарного парка. Из темноты некоторое время доносится удаляющийся хруст и скрип песка под их сапогами, потом затихает и он.
Даже сейчас Чжан Цянь помнит, чего ему стоило показное спокойствие и в каком напряжении он был на протяжении того короткого разговора. Он находит взглядом Дэ Мина, что-то живо обсуждающего с одним из охранников. Он ли тот, о ком говорил Ван Куй? Или сквозь череп убийцы, дочиста обглоданный шакалами, давно пророс степной ковыль? А Дэ Мин всего лишь жалкий трус, потерявший лицо и уже никогда не смеющий мечтать о возвращении на родину.
Словно угадав его мысли, Гань обращается к Чжан Цяню.
– Старый евнух предупредил меня, что тебя захотят убить. Чтобы я был внимателен.
– Ксу?
– Да, – утвердительно кивает Гань. – Еще он просил позаботиться о тебе, если посольство попадет в плен.
– Сколько нового можно узнать, когда человек попадает в неволю, – с сарказмом замечает Чжан Цянь. – Но можно ли тебе доверять, Гань? А может, ты просто подстраиваешься под новые условия?
– Старик сказал: если я вернусь обратно вместе с послом, я ни в чем не буду нуждаться. Император сделает меня важным человеком.
Чжан Цянь грустно усмехается:
– Несколько дней назад Ичисс тоже обещал, что сделает тебя важным человеком. А теперь ты идешь в колонне рабов.
– Хунну считают, что я один из них. Но я давно мыслю как ханец и хочу жить как ханец. Поэтому я не дал тебя убить. Если Небу будет угодно, мы вместе пересечем Пурпурную границу, посол.
Чжан Цянь с удивлением смотрит на своего бывшего проводника, как будто видит его впервые.
– Конфуций любил повторять: «Избрав цель, иди к ней всем сердцем». Во всяком случае, Гань, мы снова движемся на запад.
Глава 11
Ярость небес
С
ледующей весной сарматские шатры огласятся криком десятка новорожденных обоих полов – их кожа и глаза будут светлее, но не у всех: два мальчика появятся на свет, словно куски хорошо прожаренной баранины, с волосами жесткими, как боевая кольчуга. Их дети и внуки будут слагать легенды о большом черном боге с белыми зубами, который случайно забрел в стойбище и разделил ложе с лучшими из лучших, чтобы дать начало новому клану покорителей степи…