Великий Шёлковый путь. В тисках империи

– Должно же быть противоядие… – голос Фраата звучит уже спутанно.

Родогуна нежно гладит брата по голове:

– Правда, думаешь, что после того, что ты со мной сделал, я спасу твою жизнь?

– Я… отдам вам… восточную область… Маргиану… Деметрий может… стать сатрапом… – каждое слово дается Фраату с большим трудом.

Деметрий меняется в лице. Родогуна видит это и, схватив за рукав, отводит в сторону.

– Ты ведь не будешь торговаться с покойником? Мы вернемся и возьмем всю Парфию!

– Милая, как? Сурены не простят гибель своего вождя. Никогда. Они слишком сильны!

– И что? Ты согласишься стать наместником Фраата?

– Антиохия Маргиана – огромный город, населенный греками. Ты слышишь меня – греками! Он был основан моим предком Антиохом Сотером, это часть моей фамильной империи, понимаешь? У меня есть план…

Родогуна плюет Деметрию под ноги:

– Какой же ты трус, Деметрий! Готов урвать кусок с царского стола? Боишься бросить вызов даже мертвецу? Тогда я сделаю это сама!

Родогуна разворачивается, чтобы вернуться к брату, но теперь Деметрий хватает ее за руку.

– Не смей! Говорю тебе! Маргиана – это лишь часть эллинского мира на Востоке. Я смогу сплотить его весь. Обещаю!

– Обещаю, – передразнивает девушка. – Как ты можешь обещать? Здесь ты не царь, здесь ты вообще никто! – Родогуна с презрительной улыбкой убирает его руку и уходит.

Деметрий со злостью оглядывается вокруг: в бреду мечется умирающий Фраат, Родогуна – словно фурия, ожидающая смерти брата, и, наконец, проклятое море с затаившимся чудовищем. О боги!

– Плохо. Очень! Убить вождь… Мужчины…

Перед Деметрием стоит группа туземцев в боевой раскраске. Один из них – старик с коричневатой сморщенной кожей и седыми курчавыми волосами – говорит на ломаном греческом.

– Нгва. Нужно против нгва! – Деметрий пытается подбирать слова, помогая себе знаками.

– Мужчина идти за мной. Она здесь остаться! – показывает староста в сторону Родогуны.

Два воина берут Деметрия под руки.

2

В центре острова десятка три аборигенов подпрыгивают у костра и поют заунывные песни. Рядом с огнем шаман – дряхлый старик в незамысловатом головном уборе из птичьих перьев – осторожно берет руками небольшие бледно-желтые личинки и складывает в большую каменную чашу. Стража заставляет Деметрия присесть рядом. Тут же оказывается и старик.

– Нгва! Личинка. Жук, – возбужденно объясняет он.

Деметрий кивает головой. Шаман берет нечто вроде ступки и начинает превращать личинки в кашу. Потом разворачивается и достает ветку с зелеными маслянистыми листьями.

– Мвеле, мвеле… Яд. Сильно убить! – продолжает комментировать староста.

Шаман кидает листья в чашу, начиная смешивать их зловонный зеленоватый сок с животной массой. Деметрий закрывает нос – шаман обнажает в улыбке рот с гнилыми передними зубами.

– Сильный, сильный. Руна. Бояться. Даже он уважать огурча, – старик машет руками в сторону моря.

– Рунаншах? Так он не связывается с вами из-за этого яда? – восклицает Деметрий, пораженный своим открытием.

Староста мотает головой.

– Да. Да. Он знает огурча. Стрелы опасны. Он наш бог.

Деметрий пытается подобрать слова:

– Я понял, что бог… А противоядие?

Староста непонимающе смотрит на Деметрия.

– Нгва. Как там… Мвеле! Против. Жизнь. Вернуться!

Староста с серьезным видом встает и достает из-за спины шамана еще одну плошку с красноватой кашкой неизвестного происхождения. Деметрий тянется, чтобы взять ее, но неожиданно шаман перехватывает руку и делает на ней сильный надрез небольшим ножом из кости. Деметрий вскрикивает от неожиданности и пытается встать, но два воина сзади крепко хватают его. Шаман выдавливает кровь Деметрия на большой серо-желтый лист и осторожно кончиком ножа добавляет в нее каплю из первого месива. На глазах кровь чернеет и сворачивается. Шаман уверенным движением прикладывает зараженный нож к ране грека. Деметрий от неожиданности вскакивает, раскидывая удерживающих его туземцев.

– Вы что делаете? Я же не враг вам… – грек пытается схватить другую плошку с предполагаемым противоядием, но натыкается на костяные ножи охранников. Деметрий плюхается на место, умоляюще глядя на старосту. По его лбу течет пот. – Мы не хотели. Правда. Нам некуда было идти… – сирийский царь закашливается, ему тяжело дышать.

– Много убить. Мужчины. Женщины. Убить вождь. Нужен новый, – качает головой староста.

– Нужен, нужен. Я понимаю. Причем здесь я? – задыхаясь и держась за сердце, кричит Деметрий.

– Не ты. Она! – показывает старик в сторону, где остались Родогуна и умирающий Фраат.

– Родогуна? Вождь? – Деметрий уже не различает границу между реальностью и вымыслом.

– Жрица! – голос туземца настигает его на пороге сознания.

– Да, да. Согласен… Берите… – кивает грек, беззвучно шевеля губами.

3

Прохладный бриз приятно ласкает лицо. Рассвет осторожно будоражит воспаленные веки. Крики чаек отзываются в мозгу, словно музыка. Деметрий осознает, что жив, и постепенно приходит в сознание. Рядом лежит Фраат. Юный парфянский царь выглядит значительно лучше, чем вчера: лицо приобрело естественный цвет.