Великий Сибирский Ледяной поход

Мы в вагоне. Встретила нас миловидная женщина лет 35, хохлушка. Она говорила, что муж ее сегодня дежурит на станции. В правой стороне теплушки стоял стол и две кровати. На одной из них лежало двое детей, мальчик и девочка, с любопытством посматривавших на нас, высовывая головы из-за подушек. Это были дети наших хозяев теплушки. Левую половину вагона они уступили нам. А было нас семь человек. Я, муж, князь и еще одна семья, ехавшая из Ново-Николаевска, но одновременно с нами грузившаяся в этот вагон.

Эта семья, так же как и мы, ехала в колчаковском поезде, а потом на лошадях. В тайге она встретила поручика К., и он устроил ее в этот поезд. Итак, наши новые спутники, как и мы, благодаря доброму сердцу поручика К. имели теплый угол в польском эшелоне. Семья эта состояла из старушки матери, двух дочерей и зятя (офицера, мужа старшей дочери).

Семья Малиневских и Чесик помещались в соседнем вагоне, где им также уступили половину теплушки; хозяева их вагона производили несимпатичное впечатление, очень неохотно приняли они своих новых гостей. Не скажу, чтобы и наша хозяйка была довольна нашим присутствием. Она нервничала, ожидая мужа, даже выходила два раза, ища случая встретиться с ним и рассказать, что у них поручик К. отобрал полвагона и какие-то неизвестные беженцы преспокойно разложили свои вещи и весело попивают чай, согретый на ее печке. Но хозяин вагона долго не показывался.

9 часов вечера. Мы мирно разговариваем, сытые, согретые. Двери вагона открылись, и вошел мужчина и стал кричать: «Кто имел право влезть в мой вагон? Я никого не принимаю». Перед нами предстала фигура солдата, одетого в зеленую военную шубу, какие имели все союзные войска. Меховой воротник и обшлага, широкий пояс с револьвером, и в руках винтовка. С левой стороны лица у него был шрам, начинавшийся от щеки и шедший под ухом на затылок. Глаза горели каким-то злым огоньком. Таков был хозяин нашего нового убежища. Муж объяснил ему, как мы попали сюда, кто нас устроил.

Наступил мир в нашей новой коммуне, и через четверть часа Нотович сидел с нами, слушая наши рассказы о злополучном путешествии. От него мы узнали, что в данный момент на станции Тайга находятся первый польский полк, штурмовой батальон и польский броневик «Краков». Русских эшелонов немного – три-четыре, русский броневик «Забияка» и, кажется, еще другой, «Дедушка».

Нашу мирную беседу прервали выстрелы, раздававшиеся где-то недалеко. Выскочили узнать. Оказалось, что на соседнем пути загорелся вагон с патронами. Подозревали в поджоге местных большевиков. Поляки энергично принялись ликвидировать пожар, оттянув горевший вагон подальше от поездов, стоявших на станции.

Ночь ничего не предвещала страшного. Как-то спокойно чувствовалось, сидя в вагоне и слушая временами шаги часовых, ходивших вдоль эшелона. Рядом, на соседнем пути, стоял русский поезд, через стекла запыленные и грязные можно было видеть офицеров, их жен и детей.

23 декабря. Я дремлю, но сквозь дремоту слышу выстрелы. Опять, опять. Надо проснуться, узнать, может, мне только кажется. Я сажусь на кровать, протираю глаза и такое же недоумевающее выражение вижу на всех лицах. Князь, муж, наш новый спутник прислушиваются и молча спрашивают друг друга глазами. Хозяина вагона уже нет, только жена его, стоя посреди вагона, слушает, откуда стреляют. Выстрелы все чаще и чаще. Уже где-то недалеко стучит пулемет. Около вагона слышатся торопливые шаги, беготня и временами голоса, отдающие какие-то приказания. Не успели мы сообразить, в чем дело, и поделиться своими предположениями, как отворилась настежь дверь, и в вагон вскочил бледный Нотович. Губы его от волнения тряслись, и он прерывающимся голосом крикнул: «Большевики нас окружили. В четыре часа ночи заняли город, и при помощи местных большевиков они теперь окружили станцию. Начался бой. Перестреляют сейчас нас всех, ехать не можем, так как наш эшелон не имеет паровоза. Он еще в ремонте, в депо. Где дети? Где дети?» – кричал он беспомощно, хватаясь за вещи, лежавшие в вагоне, бросаясь к детям, которые испуганно смотрели во все стороны и не могли понять, что случилось. Поцеловав сына, прижал дочь к своей груди, отошел от их кроватки. Еще раз устремил свой взгляд на малюток, жену, и, видимо, какая-то страшная мысль мелькнула в его голове. Шрам побелел, а лицо налилось кровью. Махнул рукой на детей и бросился к дверям.