Великое кочевье

Обсуждался вопрос о подготовке к зиме. Охлупнев, казалось, беспокоился больше всех. Плотников он упрекнул за то, что скотные дворы не отремонтированы, кладовщика - за отсутствие веревок для саней, шорника - за плохие хомуты. Стало ясно, что этот человек ко всему подходит по-хозяйски.

Когда обсудили все вопросы, Копосов поднялся и сказал:

- Аймачный комитет партии обращается к вам с просьбой, большой государственной важности просьбой, - подчеркнул он. - Выделите из вашего коллектива надежного человека в алтайский колхоз. Хорошего пахаря, плотника; может быть, немножко знакомого с кузнечным делом. Одним словом, мастера на все руки.

Евграф Герасимович пожал плечами:

- Да у нас такого коммунара, пожалуй, не сыскать.

- Поищите, - настойчиво повторил просьбу Копосов, - посоветуйтесь, а мы подождем.

Неожиданно встал Охлупнев и обидчиво заметил:

- Говоришь ты, Герасимович, так, что люди подумают: перевелись мужики в "Искре".

- Ну, кто? Кто? - Черепухин протянул в зал руку, как бы требуя, чтобы на ладонь положили ответ. - Назови мне такого мужика.

- А хоть бы вот я! - Охлупнев ударил себя кулаком по груди, прищурившись, выжидательно посмотрел на председателя. - Не гожусь?

- Ну вот, сказал тоже! - председатель недовольно опустил руки на стол.

- А ты прямо отвечай, прямо, гром тебя расшиби!

В зале рассмеялись и стали перешептываться:

- Охлупнев опять гром помянул - значит, будет стоять на своем.

- Ну и Черепухин тоже упрется.

Колхозники не ошиблись. Евграф Герасимович, побагровев, ответил:

- Нельзя же так сразу, надо обдумать, обсудить.

- А чего думать, ясны горы? Я свое согласие заявляю. Не доверяешь мне? - горячился Миликей Никандрович.

- Не то что не доверяю, - уклончиво ответил Черепухин, - а побаиваюсь, как бы ты там всех лошадей не перебил.

Коммунары захохотали.

У Охлупнева подкосились ноги. Он так тяжело опустился на свое место, что скамья заскрипела. Председатель тронул самое больное, напомнив о позорном случае.

Года три назад Миликей Охлупнев ездил в город за посудой для столовой. На обратном пути он решил на часок завернуть к дальнему родственнику в Шебалино. Только он заехал в ограду, как из дома выбежали пьяные мужики, загалдели: "Долгожданный гостенек! В самую пору прикатил! Прямо на свадебку. Завтра молодуха стряпает блины". Миликея оторвали от телеги и, взяв под руки, увели в дом. Коня его отправили куда-то на горы, в табун, а хомут и дугу спрятали. Два дня Миликей гулял на свадьбе, а на третье утро начал ругаться с пьяными родственниками, кричал на всех, чтобы ему немедленно привели коня, грозил кулаком хозяину дома. Лишь на четвертый день его отпустили. Выехав за село, он лег на воз и сразу же уснул. На перевале было грязно, телегу с громоздкими ящиками потянуло вправо, под откос. Конь пошел тоже правее. На ухабе телега сорвалась с передков и перевернулась. Из ящика с фарфоровой посудой посыпались осколки. Эмалированные чашки покатились под гору. Сам Охлупнев отлетел далеко в сторону и упал вниз лицом в холодный ключ. Выбравшись из грязи, он побежал догонять коня, который ушел с одними передками. Миликею было и больно и совестно. Он знал, что ему будет два выговора от председателя - за то, что долго ездил, и за то, что разбил посуду, и от жены - за выпачканную грязью одежду. Догоняя коня, он ухватился за одну вожжину и замахнулся большим волосатым кулаком. Резвый конь, вздернув голову, рванулся, пытаясь умчаться в лес.

"А-а, ты не слушаешься, гром тебя расшиби!" - крикнул Миликей Никандрович и, позабыв о своей недюжинной силе, левой рукой схватил непокорного за горячие ноздри, точно медведь лапой, а правой с полуразмаха ударил между ушей.

Кулак у него был такой тяжелый, что конь упал на передние ноги, вздрогнул и замертво повалился на оглобли...

Вот об этом постыдном случае, наверно сотый раз, напомнил Евграф Герасимович.

Глубоко вздохнув, Охлупнев сказал:

- Я знаю, при моей силе кулаками махать нельзя. Ну, по пьяному делу случился такой грех, так неужели за это всякий раз глаза колоть! Вроде я работаю не хуже других, стараюсь расплатиться... Зарок соблюдаю: хмельного в рот не беру.

Копосов знал эту старую "историю" и решил, что пора оборвать ненужную перепалку.

- В самом деле, зачем этот разговор? - он строго и выжидательно посмотрел на Черепухина. - Объясняй, Евграф Герасимович.

Председатель помялся, смущенно пошевелил плечами, а потом посмотрел в глаза Копосову и чистосердечно признался:

- Он все правление, можно сказать, без ножа режет.

- Пояснее выражайся, - настаивал Копосов.

- Да ведь все знают, Миликей Никандрович в поле - главная сила. Как мы весной без него будем управляться с посевом?

От неожиданности у Копосова пальцы сжались в кулак. Тяжело покрутив головой, он сказал:

- Это называется, проявил государственный подход! Нельзя же так. На большое дело смотришь со своей кочки.

Он встал, подошел к Охлупневу и пожал ему руку: