Великое кочевье

Следствие затянулось. Поведение подследственного было подозрительным: он многое недоговаривал и, казалось, трепетал оттого, что кто-то сильный стоял за его плечами. Следователь, молодой человек, недавно окончивший юридическую школу, не верил, что только ревность толкнула этого робкого парня на преступление, и терпеливо искал истинные причины. Но все было тщетно. Анытпас твердил одно и то же:

- Борлай к моей бабе ездил, баба к нему бегала. Я хотел в Борлая стрелять, ошибку сделал - выстрелил в Байрыма.

Следователь распорядился, чтобы подследственного ввели в комнату одновременно с Ярманкой, и строго спросил:

- К нему твоя жена ходила?

- Нет, тот раз к Борлаю, - упрямо повторил Анытпас.

Следователь смутно догадывался, что без Сапога тут не обошлось, и особенно заинтересовался тоем.

- А что, всем своим пастухам Тыдыков устраивает такие свадьбы?

- Любит делать большие тои, - ответил обвиняемый. - Всем нам - как родной отец.

А Сапог на вопрос о тое ответил:

- Анытпас - сирота. Его отец перед смертью просил меня: "Устрой парню хорошую свадьбу". Я выполнил волю умершего.

Однажды Анытпас проговорился:

- Больной человек ум теряет: я хворал - ум терял.

Но сразу же опомнился и, покраснев, замолчал.

- Вы хворали за год до выстрела? - спросил следователь.

- Много хворал. Шибко хворал. Грудь болела, голова болела.

- И вам тогда камлал шаман по имени Шатый?

- Не знаю. Ничего не знаю. Ничего не помню.

Вызвали Яманай. Сапог приехал с ней, дорогой он уверял ее:

- Мое слово сильное: на суде замолвлю за Анытпаса - и его выпустят.

У следователя она окончательно растерялась и ничего толком сказать не могла, а когда он начал расспрашивать о Токушевых, опустила голову зардевшись.

Несколько дней спустя следователь разговаривал с прокурором:

- Придется дело рассматривать как просто уголовное... Ревность. Статья сто тридцать шестая.

- Этого не может быть. Несомненно, батрак стал оружием в руках бая. Надо искать подстрекателя.

- Искал. Но нет никаких улик. Никаких доказательств, хотя бы самых отдаленных. Видимо, все было подстроено хитро.

- На то ты и следователь, чтобы вскрыть байскую хитрость.

Три недели дополнительного следствия не дали ничего нового.

2

Суд состоялся в городе.

За спиной Анытпаса встали люди в сером, тихо стукнув винтовками о пол. Яркое весеннее солнце через большие окна заливало зал светом и теплом.

Когда Анытпас узнал, что Сапог находится здесь, от сердца сразу отлегло.

"Хозяин не даст утонуть, вытащит. Тогда рассердился и увез в милицию, а теперь пожалеет и назад возьмет. Анытпас вместе с женой поедет в свой аил".

На вопросы суда отвечал неуверенно, чуточку косил глаза на дверь, за которой теперь находился Сапог.

Ему там, наверно, все слышно. Скоро он, Большой Человек, войдет сюда и замолвит слово за своего бедного пастуха.

Анытпас по-прежнему верил, что слово главы сеока - сама правда, грозная сила.

Задумавшись, не слышал, о чем спрашивали его, и судье пришлось повторить вопрос:

- Где винтовка, из которой вы стреляли?

- Потерял в тот вечер, - ответил Анытпас, очнувшись от задумчивости.

- Кто вам дал ее?

- Сам взял.

- Суд спрашивает: кому принадлежала винтовка?

- От отца осталась.

Уши подсудимого покраснели: он не знал, доволен Сапог его ответами или нет.

Перед Анытпасом все проходило, как в тумане. Его расспрашивали долго, а о чем - он никак не мог запомнить, отвечал словно сквозь сон и часто невпопад.

3

Ярманка последним вошел в комнату свидетелей и сел на скамью. Заметив, что у противоположной стены рядом с Яманай сидит Сапог, он отвернулся и, пытаясь заглушить обиду, прикусил нижнюю губу.

"Нашла себе красавца... с гнилым ртом, - подумал он. - Наверно, довольна: богатый, бывший зайсан!"

Повертываясь к окну, он скользнул взглядом по ее фигуре и отметил:

"А шуба на ней рваная. Не хочет, чтобы все знали, кто в пристяжки к мужу припрягся?"

Яманай было противно сидеть рядом с Сапогом, и она была готова провалиться со стыда. То бледнела, то краснела. Хотела встать и уйти, но не могла. Считала, что здесь надо сидеть тихо и неподвижно.

Иногда украдкой от всех подымала глаза на Ярманку, и по телу разливался то жар, то озноб.

Любимый ею человек не смотрел на нее. Горько было Яманай, очень горько.

"Я не скажу про Сапога... - думала она. - Чтобы не смеялись надо мною, чтобы Ярманка не узнал".

Она прикрыла глаза рукой: "А может быть, я ему не нужна? Может, он другую нашел?"

Голова опускалась все ниже и ниже...

4

Сапога позвали в зал судебного заседания. Он вошел смело и уверенно. Показания давал твердым голосом.

В первую минуту, не разобравшись в словах Сапога, Анытпас думал, что настал конец его мучению. Он слушал, вытянув шею. Но вскоре радостная надежда на его лице сменилась сначала недоумением, потом испугом.

То жалостливо разводя руками, то горько морща лоб, Сапог говорил:

- Как могла подняться рука у этого глупца стрелять в такого умного и такого ценного человека, в активиста...

- Гражданин Тыдыков, - строго остановил его председатель суда, - от вас требуются только ответы на вопросы.

У Анытпаса выступил на лице пот.