Вендари. Книга первая

Он нервничал, но надеялся, что ему удается скрывать это. Он знал о тенях и знал о том, что такое быть слугой. Слугой Вайореля. Знал, потому что встречался с одним из слуг этого древнего существа. Ее звали Крина. Как-то раз она тайно показала ему своего хозяина. Высокий и аристократично стройный. Со светлыми волосами и глазами василькового цвета. Это древнее существо напоминало Мэтоксу забытого бога – мудрого и немного усталого. Васильковые глаза всегда смотрят слишком глубоко, чтобы ошибиться – это не человек. Слова слишком мудры. Эти сухие слова, в которых невозможно найти ни одного лишнего. Нет, у Мэтокса никогда не было авторитетов. Мэтокс и не думал, что подобное возможно – найти для себя образчик в этом мире, найти своего повелителя. И еще музыка. Подруга Мэтокса – слуга Вайореля, говорила, что никогда прежде не встречала никого, кто так хорошо разбирался в музыке. Она же верила, что Вайорель не только знает музыку, ценит музыку, понимает музыку, но и видит ее, словно она, став вдруг материальной, льется по воздуху, словно терпкое вино по бархатной коже желанной женщины. Иногда, в постели, подруга Мэтокса представляла, как ее хозяин и ее любовник встретятся лицом к лицу. Их объединит музыка. Мэтокс молчал. Он никогда не считал себя хорошим музыкантом. И тем более, не верил, что музыка сблизит его с этим загадочным древним существом, по имени Вайорель. Его – забытого, никому ненужного музыканта, который тратил вечера и ночи в барах, играя за ночлег или пищу. Люди слушали его, но ни один критик ни разу в жизни, так и не повернул в его сторону свою голову. Для них он был самоучкой, пустым местом. Как, впрочем, и для себя. Он вырос в центре страны в неполной семье. Вырос с матерью, понимавшей в музыке не больше собаки, воющей на луну. Она не любила мужчин, не любила своих родителей, не любила, весь мир. Они жили в старом деревянном доме. Никогда никуда не уезжали, не посещали гостей. Мать работала медсестрой в неотложке, и когда Мэтоксу исполнилось пятнадцать, заразилась вирусом двадцать четвертой хромосомы, и ее забрали в резервацию. Мэтокс сбежал из дома раньше, чем за ним пришли работники социальных служб. Первые несколько месяцев он жил у соседей. Старуха, научившая его в детстве играть на пианино, давно оглохла и плохо читала по губам, но у нее все еще стояло пианино, и она могла играть. Хорошо играть. Хотя и не слышала, что играет. Старые, высушенные временем пальцы порхали над черно-белыми клавишами. Музыка была идеальна. Время забрало у старухи силы и слух, но сохранило талант. Талант, которого не было у Мэтокса, но зато у него было старание. Было в детстве. После он просто играл. Глухая старуха смотрела на его пальцы и одобрительно кивала. Иногда к ней приходили внуки. Один из них устроил Мэтокса на работу в детское кафе, где он играл для детей полюбившиеся им мелодии. Потом был ночной бар и совсем другая публика. Много ночных баров. Когда Мэтоксу исполнилось двадцать, он отправился с группой таких же неудачников, как и он сам, в тур по стране. Тур планировался почти на год, но закончился спустя месяц. Для Мэтокса закончился. Закончился после того, как седеющей вокалист с голосом похожим на Элвиса Пресли, признался ему в своих чувствах. Мэтокс собрал вещи и вернулся в родной город. Вернулся в бары. Там его и нашла Крина. У нее были темные волосы и молочно-бледная кожа. В ее глазах блестело небо. На ее левом плече была едва заметная татуировка лилии, которую она не скрывала, а наоборот подчеркивала. Она сидела за своим столом и смотрела на Мэтокса. Ее взгляд не смущал его. Наоборот. Он манил, гипнотизировал, словно взгляд змеи гипнотизирует мышь. Что-то в этой девушке было сверхъестественного, почти божественного. Вот только Мэтокс не знал злым или добрым богам она служит. Не знал, пока они не покинули бар. Он и она. Вместе. Ее поцелуй был сладким и манящим. По темным улицам следом за ними скользили тени. В комнате, куда привела его Крина, не было ничего кроме кровати и странной медицинской машины, принцип работы которой, Мэтокс так и не смог понять, пока Крина из прекрасного ангела с молочно-бледной кожей не превратилась в дьявола. Искрящиеся метаморфозы изуродовали ее лицо. Крепкие белые зубы стали клыками. Челюсть вытянулась. Свет погас, и ожившие тени заблокировали окна и дверь. Эти до боли холодные тени. Они прижали Мэтокса к кровати. Он не мог двигаться. Крина наклонилась к нему, прокусила шею. Ужас парализовал его разум, но тело предательски отозвалось на боль эрекцией. Крина засмеялась. Кровь вытекла у нее изо рта. Кровь Мэтокса, которую она еще мгновение назад жадно высасывала из его шеи.

– Я могу осушить тебя до дна, музыкант, – сказала она. Ее руки заскользили по его телу, словно издеваясь над его возбуждением. Над его противоестественным возбуждением. – Ты хочешь, чтобы я осушила тебя до дна?

– Нет.