Венец

Речь об очень большой сумме. Не только о возврате «долга чести». Учитывая присутствие здесь Боголюбского, братья вполне могли ожидать повторного изгнания. В Царьграде… корм дадут, племянники императора, всё-таки. Но быть в нахлебниках, в приживалах и компаньонах… Цены в Византии… Соваться туда без денег — провести остаток жизни в прихожих аристократов, выпрашивая очередную подачку. Они это хорошо помнили по своему недавнему там пребыванию.

Чисто для знатоков. Должностями в Византии официально торгуют. Есть документы этой эпохи, где очередной чиновник платит сумму, кратно превышающую его годовое жалование. Статусность, власть перекрывает кажущуюся убыточность сделки. Но надо сперва заплатить.

Глава 587

Самая дорогая и компактная вещь в Киеве — мощи св. Климента. Ольгин крест, икона Богоматери, другие почитаемые на Руси святыни, для греков особой ценности не представляют. А настоящие деньги там, в Царьграде.

Мощи должны быть в Десятинной. Братья и пошли туда. Собственные и подчинённые Всеволоду Вышгородские гридни (Михалко — пленник, собственного отряда не имеет) вычистили церковь от посторонних, братья сунулись в притвор св. Климента. А там пусто.

— Ап-ап… а где? Нету… И чего ж теперь…?

Потрясение было мощнейшее.

Они не знали, что Антоний Черниговский прежде их успел. Успел спрятать реликвию, критически важную для русского раскола. Примерно в то время, когда братья-князья потрясенно рассматривали пустой притвор св. Климента в Десятинной, я гонялся за Антонием по Софии.

— А это что?

— Варвара Великомученица.

— А ну откроем.

«За неимением гербовой пишут на простой», «на безрыбье и рак рыба» — фольк предлагает ряд решений в сходных ситуациях. Но её же не утащить! Всю…

— Тут он ножик — раз. Сиську ей — раз. Я ему: ты что делаешь?! Святотатство! А он: святость от разделения мощей только приумножается. А нам — безбедное существование до конца жизни.

О ценности уже полтысячелетия окаменевшей, но млеко- и кровоточивой груди Великомученицы, пребывавшей в монастыре в Византии, братья знают.

Тут у входа снова вспыхнул бой. Они погасили свечку, в темноте закрыли крышку и побежали на крыльцо.

— А рыжий?

Я был прав. Всеволод заметил «золотоволоску» на паперти, видел, что тот вбегал в храм. Посчитал, что прирезали или угнали гридни. Потому так перепугался, увидев его живым в моём обозе. Паники добавила моя репутация: «цепной пёс Боголюбского». Т.е свидетель не просто «в живых», а уже «в руках карающих органов».

Зачем?! Зачем этот рыжий «Зверю Лютому»? — Только для проведения следственно-розыскных мероприятий. То, что у меня случаются приступы человеколюбия — даже и в мыслях появиться не могло.

— Где мощи сейчас?

— У брата. Спрятал где-то. Говорит — это наш последний шанс.

Я задумчиво крутил стопку.

Ну вот. Пришла «царица доказательств». И что? Отвезу я всю троицу, включая покойника с ледника, к Боголюбскому. Всеволод чистосердечно покается. Боголюбовские гридни схватят Михалко и слуг обоих князей, перетряхнут их майно. Найдут, хотя не факт, искомое. Братьев вышибут с Руси или постригут в монахи. И станут они символами «борьбы за свободу и справедливость» против «кровавой тирании».

* * *

Насчёт пострига — вряд ли. Ближайшее насильственное пострижение русского князя — 1210 г. Рюрика Стололаза, которого я сегодня на пиру видел, вместе с женой и дочерью Предславой, своей первой женой, пострижёт упомянутый уже сын (или не сын?) Жиздора — Роман Подкидыш.

Успешный поход тестя и зятя на половцев плавно перейдёт в банкет по случаю победы, обсуждение итогов и, внезапно, в заточение в монастырской келье. С картинкой пострига в Радзивилловской летописи. А вот этот юноша, сидящий ныне напротив с полными, от страха, слёз глазами, тихонько сдаст Рюрика, своего давнего союзника и друга. Оставит эту, невиданную, со времён бедного Судислава, самого младшего сына Крестителя, выходку Подкидыша без последствий.

Ещё через полтора года Подкидыш попадёт в засаду в Польше и погибнет. Стололаз выйдет из монастыря и в последний, седьмой раз сядет Великим Князем. Киевляне к тому времени его возненавидят, великокняжеский стол, с молчаливого согласия Гнезда, займут потомки Гориславича, черниговские рюриковичи. Стололаза снова сунут в монастырь. На это раз в Чернигове. Где он вскоре и умрёт. А в русской истории возникнет, из-за недостаточности летописных записей, ещё одна маленькая загадка: «О черниговском княжении Рюрика».

Хотя такого быть не может: Любеческий съезд с его «каждый да владеет отчиной своей» поделил Русь между мономашичами и гориславичами.

* * *

Их выгонят. Что есть удар по Боголюбскому. Мне придётся перехватывать и как-то… иллюминировать. Тратить на это время, своё и своих людей. Не говоря уж о деньгах. А людей обученных у меня нет. Вот, даже нормально спросить у кого какой шлем был в ночь штурма — некому.

Сохранение их убийства в тайне значения не имеет. Молва — скажет. Это будет второй удар по Андрею. При нынешних раскладах всякая попытка «свержения самодержавия» — беда. Пока на Руси война — белых изб не поставить.