Венец

«Секс в обмен на еду» — основа эволюции хомнутых сапиенсом. Еда и безопасность — у меня. Эволюционируем. По примеру всего человечества.

Второе, что мне в полоне интересно — дети. Мальчики и девочки. Лет эдак с десяти. Ну, с восьми. Меньше нельзя — не дойдут. При всей, реально возможной со стороны конвоя, заботе. Тут снова: плач, слёзы. Трагедии душераздирающие.

Впрочем, мы не рвали, не хватали, не тащили. Мы — пускали. К себе в рабёныши. Вскоре пошёл поток добровольцев. Бездомных детей, которые прибивались к нам сами. Приведённых родителями, чтобы спасти от голодной смерти.

Самое страшное наказание для них: отчисление «на волю».

Плохо было в городе. Голодно и опасно. Я же мог кормить людей. Поскольку раньше других командиров озаботился и провиантом, и периметром, и дисциплиной — эксцессы у меня были редки.

Часть 115. «Что нынче невесёлый, товарищ поп?…»

Глава 576

К полудню как-то раскидались с делами. Собрались. Простенько, но чистенько. Николай опять утомил: все пытался на меня шубы дорогие напялить. Штук шесть притащил. Пока я не рявкнул и не напомнил, что Святослав-Барс от прочих воинов отличался только чистотой одежды.

Мой глав. купец оказался прав: толпы вятших потекли к Западному дворцу ещё затемно. Андрей такого массового шевеления, пыхтения и задушевного матерения под своими окнами не выдержал.

Поспать не удалось — займёмся делами. Поздравляльщики повалили валом.

Чуть позже, уже по солнышку, пошли и князья с епископами.

Забавно: обычно в таких мероприятиях первыми — первейшие.

Ну, там, свадьба. Топ-топ, брачующиеся «на лихом коне» и «Свадебный марш» Мендельсона. Или наоборот: герой всего впереди на катафалке. И снова марш Мендельсона, но — «Похоронный».

Тут получилось наоборот: чем выше себя почитает вельможа, тем позднее он являлся. Я этого не знал, но получилось выразительно. Вот колокола на церквах вызванивают, а вот я со свитой в Софийские въезжаю.

Народу полно. Но ни вчерашнего мордобоя, ни давки утренней — на крыльце уже нет.

Факеншит! Государственность крепчает прямо на глазах! Бардак меняет формы и перетекает в тёплые, закрытые помещения.

Ну, Ванюша, пойдём с Государем Всея Святыя Руси поручкаемся.

Последнего, как я помню, в Екатеринбурге в подвале… А вот самый первый… Да ещё альтернативный…

Не как вы подумали, а в истории.

— С шапкой тебя, государь, с Мономаховой. Говорить красно я не мастак, поэтому по-простому: я рад. Очень. За тебя, за себя, за Русь Святую. И сочувствую душевно. Тяжёлый крест ты на себя взвалил. Тяжкий. Но печалиться не будем, а помочь, чем могу — попытаюсь.

Святорусская мичпуха, как в прямом смысле — рюриковичи, так и в переносном — вятшие вообще, напряглась. Так не делают. Есть стандартный, повторённый сегодня многократно, аж до тошноты, канон:

— Мы так рады! Мы за тебя и затебее! Помоги, солнце ясное, с нуждишками нашими.

Восхваление, обещание повиновения, просьбы о милости.

Конечно, звучала масса вариаций. Но суть в рамках канона. Оно же — вежество, оно же — пристойность, оно же — разумные благородные речи. Не моё.

Соболезнования по поводу коронования? Обещание помощи по возможности? — Крайняя степень наглости. Дурень плешивый. С глузду съехал от лицезрения. Хам, невежа и этот… «медный лоб» с чем-нибудь оловянным.

Меж тем я продолжал, велеречиво и издалёка:

— Русь Святая просторами своими славится. От края до края скакать — не доскочишься. А Государю надобно всё видеть, за всем доглядывать. Хозяйский глаз — алмаз. Государь — Руси хозяин. Ему должно далеко глядеть, за окоём небесный заглядывать. Отчего позволь преподнести тебе небольшенькое в этом тяжком деле, во за всей Руси доглядании, вспомоществование. Николай, подай торбу.

Мда… Как пожилая дама контролёру билет трамвайный предъявляет.

Взял торбу — вынул чехол. Золотом шитый, с «пьяной рюмкой».

Снял чехол — вынул футляр кожаный. Потёрт малость, но другого нет.

Открыл футляр — вынул трубу.

Взял трубу — снял крышечки.

— Вот, государь, трубка смотрительная. Сюда смотреть — дальнее ближним видится.

Андрей с недоумением разглядывал поданный ему аппарат.

Факеншит! Сейчас опять звереть начнёт. От непонимания, от публичного выставления дураком-неумехой. Пришлось придти на помощь. Подойти вплотную, от чего кыпчаки охраны по бокам трона сразу схватились за сабли.

— Вот это — к глазу приложи. Спокойно. Вот так. Не закрывай глаз. Не дави. Направь куда смотреть хочешь. Вон, на боярина. Рукой придержи. Не дёргай. Тут покрути — больше-меньше. Смотри, чтобы не расплывалось. Не маши сильно — дурно станет. Спокойно. По чуть-чуть.

Андрей, несколько вспотевший, глядя в трубу на одного из бояр, стоявших вблизи, вдруг произнёс:

— Слышь, Борька, ты с кого шубу снял? У тебя ж серебра, чтобы изумруды в пуговицы поставить, отродясь не было. Да и ныне не густо: третья пуговица — стекло, не камень.

Боярин, смущённый внезапно обнаруженной подделкой, густо покраснел и начал оправдываться:

— Я… эта… государь… живота не щадя… меча не выпуская… в голоде-холоде, в трудах ратных…