Андрей отпустил меня с миром, и, часа через четыре, я снова входил в княжьи (или уже — царские?) палаты.
Тронный зал, она же — Мономахова трапезная, снова была полным полна народу.
Как-то это… неправильно. Какой-то нон-стоп получается. «Весь вечер на арене» — про клоуна в цирке. А тут с утра и целый день. А как же «работа с документами»? Это у государей всегда так или только первые полгода празднований?
Трапезная жужжала. А также кашляла, сморкалась, шаркала и вздыхала.
Первые киевские князья кормили дружину со своего стола. Соответственно, «помещение для жранья» в княжеских дворцах — огромных размеров. Самое большое — в Ярославом Дворе. Там и тысячу гостей посадить можно. Ярослав Хромец печенегов на месте Софии не «в одну харю» побил — с дружиной верной, с сотоварищи. Что выжившие и примкнувшие регулярно отмечали хоровым кушанием.
Потом производительные силы прогресснули феодализм в сторону раздробленности, денег стало меньше, жрать стало не с чего и традиция совместного насыщения несколько усохла. Перестроенный Мономахом дворец имеет залу, вмещающую сотни две гостей.
Что я и наблюдаю.
Всё это сидит, балоболит и выделяет. Нет, не то, что вы подумали, а углекислый газ. Отопление не надобно, тут и так… тропики. С крокодилами в дорогих мехах.
Заметив меня в дверях, Андрей, явно замученный беседой с несколькими «вятшими» в шубах, бородах и лысинах, радостно возопил, не вставая с трона:
— А! Вот! Воевода Всеволжский! Вот пущай он и сказывает!
Высокое собрание, состоящее, в значительной части своей, из князей, бояр и густой прочерни попов с игуменами, дружно обернулось и укоряюще посмотрело.
Некоторые уже видели меня сегодня или прежде, но большинство только слышало про «Зверя Лютого». Вид мой… Не, не впечатлил. Кафтанчик серенький, головёнка лысенька, а что орясина под три аршина длиной, так в вотчине осины и выше растут…
«Повторение — мать учения».
Повторяю. Не «мать-перемать», а фирменное приветствие. Для новеньких. Итить их ять склеротически.
— Государю всея Руси — поклон.
Потянулся, выпрямляя спину и чуть разворачивая плечи, прищёлкнул каблуками и дёрнул подбородком вниз-вверх.
— Всей честной компании от Воеводы Всеволжского — привет.
Телодвижение было повторено.
Кр-расота! Сработало! У половины присутствующих челюсти отпали, у другой — негодующе поджались.
Да за одно такое приветствие в приличных домах — на конюшню и шкуру спустить! И это хорошо! Это милостиво! А по делу-то надобно головёнку дурную срубить да в отхожее место выбросить… Хамло, невежа, полено неструганое.
Иллюзий у меня нет. Повторять, повторять, повторять. Вызывая раз разом уже предвидимую, надоевшую реакцию публики. Им придётся понять, что я — не такой. Не системный. Им — не ровня. И обижаться на меня — бестолку. Ты на дождь с грозой обижаешься? — Во-от. Терпите. Привыкайте. «Лутшие мужи святорусские». Они же — крысюки золоченые.
Я не стал дожидаться продолжения вплоть до «медный лоб, оловянный…», а «взял быка за рога». Хотя, учитывая количество и качество слушателей, следует, вероятно, говорить: «баран
— Государь! Ты велел мне поразмыслить над устроением церкви нашей. Дабы впредь избегнуть «неправды митрополичьей» и прочих неурядиц. С тем, чтобы обсудив с епископами, переменить порядки наши к лучшему.
Точно, велел. Часа четыре назад. В форме:
— Ну, приходи. Послушаем — чего ты понапридумывал.
Сразу видно в чем я лопухнулся: Андрей призвал кучу народа. Типа: больше голов — больше мозгов. Может чего и умного проскочит. Я на такое сборище не рассчитывал.
Кто-то, может, и пофыркивать станет, но я помню исследования Паркинсона о численности комитетов. Трёх — мало, семь — оптимум, после 21 — разваливается, выделяя реальные центры власти.
Комитет растёт, и из группы, где происходит совещание, обмен мнениями, принятие согласованных решений, переходит в состояние «митинг», «торговля мордами». Переходит к лозунгом. Их кидают. В толпу. Это способ навязать своё. Что-нибудь простенькое, примитивненькое. Неравенство Коши-Буняковского так не вбросишь.
Я не могу ничего всерьёз навязать. Просто потому, что эти люди, даже согласившись с какой-нибудь моей «резолюцией», утром решат, что их обдурили, «нагнули». И разнесут всё в клочья.
Нужно осознанное согласие. Хотя бы частичное. Ещё крайне нужна информация по теме: я в православии как-то… не очень. А уж 12 века…
Вывод? — 7-10 «говорящих голов» — максимум. Остальные, в такой ситуации — генераторы помех.
Внимательно осмотрев ряды уставившихся на меня бородатых физиономий, я продолжил:
— Однако же изложение моё приуготовлено к обсуждению в кругу узком, тебя, государь, да архиереев. В столь же многочисленном собрании, кое я ныне лицезрею, следуя высокому искусству риторики следует говорить иначе. К чему я не готов. Посему прошу отпустить сиё множество людей занятых к делам их неотложным.
Общество сразу забухтело разнонаправленно.