Венец

Как бы не пережать. Выдохнутся люди — начнутся провалы. Но и тормозить нельзя: вероятные противники наступают на пятки.

— Дяка, по паре гридней. В проход, через две комнаты. Со щитами и в шлемах. Смотреть наружу. Никого не пускать. Ежели на то воля государева.

Последнее — для пиетета.

Боголюбский шипанул:

— Пшёл…

Дяка рявкнул куда-то по анфиладе. Из соседних комнат высунулось несколько нечёсанных голов. Разного состояния нечёсанности и непроспатости. Через пяток минут мы обзавелись двумя парными постами.

В целом… бардак. Что несколько успокаивает: в других отрядах, наверное, так же. Однако, бардак в части безопасности надо прекращать. Киевляне-то, поди, уже выспались — могут и прирезать нашего… будущего страстотерпца.

— Ну.

Кавалерист хренов. Привык с лошадьми разговаривать. Хорошо ещё «тпру» не командует.

— Пантелеймон! Ко мне.

Бросившийся, было, со всех ног на мой зов вестовой, приостановился, важно, уверенным шагом, как большой, прошёл мимо постовых и, по жесту моему, уселся на краешек левой лавки, рядом с архиереями.

— Писарь нужен.

Боголюбский согласно мотнул головой на моё объяснение.

Ну, вроде, осталось только языком поработать. Хорошо бы — вкупе с головой.

«Он сказал — поехали, он взмахнул рукой.

Словно вдоль по Питерской, Питерской, пронёсся над Землёй».

Сейчас и я пронесусь. Над землёй. Как фанера над Парижем.

«Все, чего я хотел, — это согласия с моими желаниями после конструктивной дискуссии» — сэр Уинстон? Не зря вам нобелевку по литературе дали.

— Государь. Епископы русские. Позвольте поделиться суждениями об обустройстве церкви нашей. Древние говорили: о мёртвых или хорошо или ничего, кроме правды. Поэтому о почившем святителе Константине худого слова не скажу. Прими, Господи, душу истового служителя твоего и прости ему грехи, вольные и невольные.

Я широко перекрестился, все присутствующие последовали моему примеру.

— Почитая память новопреставившегося не могу, однако, не обратить внимание ваше на нынешние несчастия Святой Руси. Погоревший город, мать городов русских. Храмы святые, ограбляемые и оскверняемые. Побитые люди, христиане православные. Грустно мне. Горько. Немалая причина сему несчастию — «неправда митрополичья». И не то, чтобы митрополит неправ был, но слова, им произносимые — пастве невнятны, деяния совершаемые — обычаю нашему непривычные. Не то, что Бога неверно славил, а то, что указать понятно как правильно, не смог. Ибо слов и обычаев людей здешних не знает. Так даже и добрый кухарь из добрых припасов доброй трапезы не сготовит, коли не знает сколь соль тутошняя солона.

Я внимательно оглядывал семерых епископов. Разные люди. По возрасту, по опыту. По целям и границам допустимости. По отношению к покойному митрополиту, к «спору о посте», к Жиздору и нашей победе.

Антоний Черниговский отлежался после венчания, пришёл по призыву Боголюбского. Вчерашний наш разговор чуть отодвинулся в потоке новых ярких впечатлениями. Венчание Государя заставило первенствующего епископа напрягаться, нервничать, сочинять экспромты, «держать руку на пульсе» многочисленной, неоднородной и не очень-то дружелюбной толпы участников церемонии.

А был ли он? Тот разговор. А правильно ли понят? А не изменилось ли отношение после исполнения просьб моих?

Вцепился в лицо моё глазами. Ждёт. Не то — откровения божьего, не то — явного признака сатанинского.

Второй Антоний — Переяславский — недоумённо поглядывает то на меня, то на старшего товарища: «очернение светлой памяти», хотя бы и намёком, упоминанием незнания «солёности соли» — оскорбление? Или нет?

Подпрыгивает на месте Михаил Смоленский. «Баба-яга против»: он против вообще. Я уверен, что Благочестник выдал инструкции противодействовать любому предложению. Просто потому, что оно исходит от меня, от «цепного пса» Бешеного Китая.

Внимательно, заинтересовано разглядывает Кириней Белгородский. Умный, осторожный, деятельный. Он уже наслышан обо мне, теперь пытается составить собственное мнение.

Придрёмывает Поросьский владыко Дамиан. Крепкий, относительно молодой мужик. На простоватом лице постоянно прищуренные глаза. Не то от солнца, не то от хитрости. Его предшественник и тёзка был одним из тех епископов, кто ставил Смолятича. Как перенесёт балансирование на грани нового раскола этот?

Дорога от Юрьева дальняя, ехал спешно, приехал только что, недоспал. Юрьевская епархия на Руси уникальна: единственная чётко ориентированная на крещение язычников. Даже для соседней Переяславской эта деятельность побочна. На Роси почти все — язычники. Явные или вчера только окрещённые. Весь «спор о посте» для Роси — вообще бред. Какой пост может быть у кочевников, пусть и осевших? Для них молоко и мясо — основные продукты питания.

Самая младшая из русских епархий, постоянно переезжающая, с неоднократно горевшими кафедральными соборами — то сами горят, то половцы жгут. Но епископы именно оттуда периодически заменяют отсутствующих или умерших митрополитов киевских.