— Дёрнешься, и я сверну тебе шею, — заставило табун сладких мурашек разбежаться по всему телу.
— Куда? — коротко спросила я.
— Просто иди за мной и молчи, — предупредил он, но в голосе слышалась лишь нота вожделения.
Гостиница, как всегда, оказалась третьесортной. Стены холла, прикрытые запятнанными, промасленными обоями, и зевающая администратор на ресепшен, протянувшая ключ в обмен на сотню. И я понимала, почему Джейсон выбирал подобные места: здесь никто и никогда не вздумал бы спросить наши документы. Всем и так было понятно: в такую дыру людей приводит лишь одна причина, застилающая пеленой всё убожество обстановки, — желание быстро перепихнуться.
Он начал ещё до того, как я успела открыть дверь: настойчивые пальцы пробрались под юбку и без прелюдий отвели полоску трусиков в сторону. Рука дрогнула, и ключ, выскользнувший из замка, упал на пол. Пока я возилась с этим, Джейсон проник в меня пальцами и начал двигать ими так восхитительно, что я упёрлась лбом в дверь, не испытывая никакого желания шевелиться и мешать ему. Мне было жутко от мысли быть застигнутой в таком виде посреди холла, из которого уходило множество дверей, но тело настолько изголодалось по Джейсону, что отказывалось внимать последним вспышкам разума.
— Джейсон, пожалуйста, — едва разлепила губы я.
— Хорошая, мокрая девочка, — прошептал он и, вытянув ключ из моих дрожащих пальцев, легко справился с замком, а затем втолкнул меня в номер.
Так быстро я не кончала никогда. Помню, что мы едва перевалились за порог, когда он вошёл в меня. Несколько грубых и резких движений, и я, наверное, просто отключилась. Волны сладких судорог разливались по телу, а я лишь беспомощно цеплялась за плечи Джейсона в надежде найти хоть какую-то опору. Ощущения, накрывшие меня, становились совершенно нестерпимыми. Я кричала.
А после мы отдыхали прямо на полу, и я, уткнувшись в плечо Джейсона, тихо отсчитывала минуты, понимая, что скоро, очень скоро он вновь покинет меня. Но она вдруг поднялся с пола, встал рядом, а затем, взяв меня на руки, бережно перенёс на кровать, зажёг свет и сел рядом.
При скудном освещении обстановка показалась мне совсем уж мерзкой. Дешёвый и гнусный, пахнущий сыростью номер, застиранное постельное бельё. Но мне казалось, что я в раю: непогода серого взгляда Джесона, направленного на меня, слишком уж диссонировала с широкой улыбкой.
— Чёрт, Никки, сегодня ты превзошла себя, — наконец заговорил он.
— Поцелуй меня, — попросила я.
Его лицо приближалось словно июньская гроза — верно, неизбежно застилая солнце. Касания его губ: душные, жаркие, нежные — заставляли забыть о том, что нужно дышать.
Но мне хотелось стать ещё ближе. И руки мои, обвившие его торс, требовательно прижимали к себе.
— Ненасытная, — усмехнулся Джейсон сквозь поцелуй.
— Просто потому, что это ты.
…
И после того, как всё закончилось во второй раз, Джейсон откинулся в подушки. Он долго лежал неподвижно, и вскоре дыхание его выровнялось, стало глубоким, размеренным. На миг показалось даже, что Джейсон уснул. И это было так необычно. С тех пор, как он снова появился в моей жизни, Борн не оставался на всю ночь ни разу.
И я расслабилась… глупая… расслабилась настолько, что задала непозволительный вопрос. Вслух.
— Ты спишь?
— Нет, просто закрыл глаза. Ты что-то хотела?
— Я хотела бы… хотела бы…
— Что, детка… говори, — пригласил Джейсон, и голос его звучал так тепло, что я потеряла всякую осторожность.
— В общем, ты… ты… не хотел бы ты остаться со мной?
— На ночь? — сонным голосом спросил он.
— Нет, навсегда. Насовсем. Чтобы засыпать и просыпаться рядом. Заботиться друг о друге и всё делать вместе: готовить, смотреть телевизор, танцевать, целоваться, трахаться. Ссориться и мириться. Любить друг друга, Джейсон.
Я вздрогнула, когда он резко сел в кровати. Бросив ледяной взгляд через плечо, он сгорбился, и лицо его, как мне показалось, прибавило пару десятков лет: глубокая морщина вспорола его лоб, а резко обозначившиеся носогубные складки заставили пожалеть, что я вообще открыла рот. Но странная решимость уже полностью овладела мной. Никогда раньше я не позволяла себе подобного, а тут решила идти до конца, ва-банк.
— Мне нечего скрывать, Джейсон. Я давно люблю тебя… и… только тебя. Всегда любила. Принадлежала только тебе… я…
— Никки… прости…
— Что прости? — я не заметила, как мой голос сорвался на крик, а сама я вскочила на ноги, встала перед Джейсоном. Чаша терпения, переполнявшаяся годами, вдруг пошла трещинами. Я намеревалась сказать всё.
— «Прости» за то, что трахаешь и уходишь, а я не знаю, увижу ли тебя вновь? «Прости» за то, что не можешь провести со мной хотя бы день, понимая, как я отчаянно нуждаюсь в этом? Из-за тебя, Джейсон, я оказалась во всём этом дерьме: одинокая, не имеющая возможности связаться с друзьями и родными. Что есть моя судьба? Переезд с места на место, чувство постоянного панического страха. И зачем мне такая жизнь, где я вынуждена бояться собственной тени? Зачем она мне, если в ней нет тебя?