Венец Евриномы (СИ)

Джейсон пришёл в себя первым. Ожидаемо, как всегда. И пока в замершем мире мягкое полотенце белым облаком падало к ногам, открывая его взгляду мои бёдра, Борн приказал со сталью в голосе:

— Пора. Чем дольше мы здесь остаёмся, тем большей опасности подвергаем себя.

И у меня не оставалось причин спорить. Ни одной. Хотя… был один аргумент… который я и себе озвучить не решалась. А Борн, холодный, как и его оружие, не смог бы понять. Впрочем, между ним и его пистолетом нет никакой разницы. И он, и Джейсон для меня одинаково опасны.

До автостанции мы шли молча. Лишь иногда он опускал голову и подхватывал меня под локоть, прижимая к себе. Даже сквозь толщу закрытой одежды я чувствовала жар, исходящий от него. Но он лишь создавал видимость торопящейся по своим делам супружеской пары. Так, чтобы ни у кого не возникало никаких подозрений. Вся жизнь Борна основывалась на инстинктах.

И вдруг, в один из моментов, когда его рука вновь сомкнулась на моём запястье, он вздрогнул: пальцы нащупали стальной браслет часов, которые я носила не снимая. Последние года три.

Ловко ухватив мою руку, он развернул её так, чтобы видеть. Мужские часы, довольно дорогие, а самое главное точно такие же как и у него.

— Что это? — в его взгляде читалось истинное удивление. Ведь часы могли быть какими угодно, но не браслет, предательски скользящий по руке, выдававший, что владел ими мужчина, а для моего запястья они оказались абсолютно и безбожно велики.

— Часы… — едва слышно произнесла я.

Борн кинул взгляд на свой хронометр, зеркально повторявший болтавшийся на моей руке.

— Эти часы очень дороги мне. Но я не стану отвечать на твои вопросы, — твёрдо произнесла я, пряча браслет под рукавом.

— Они очень похожи на те, что ношу я, — в голосе Джейсона слышалась растерянность, и Бог свидетель, как сильно в тот момент мне хотелось только одного: повиснуть на его шее, коснуться губами знакомой пульсирующей венки на виске и прошептать: «Это ведь твои часы. Когда-то ты позабыл их на прикроватной тумбочке в моей спальне, а потом, вспомнив, попросил обратно. Но я не отдала и купила тебе точно такие же…»

Но, конечно, ни в чём я не призналась. Жаркая пощёчина степного ветра ударила по щеке, отрезвляя. Не было сил откровенничать, и вообще говорить. Особенно о том, что с тех пор я носила эти часы, не снимая.

Джейсон всё ещё как-то странно косился в мою сторону, когда подошёл автобус. Названия «Фигзнаетгденска», куда должна была отправиться, я даже не рассмотрела, ведь в тот момент, когда двери в салон распахнулись, произошло нечто странное: пальцы Борна, до сей поры пленявшие мои, сжались ещё сильнее.

— Что?.. — слабым писком, переполненным надеждой, вырвалось из горла.

— Ты… то, что ты видела… знаешь… пройдёт совсем немного времени и тебе станет легче. Со мной было точно так же.

Я нашла в себе силы кивнуть и выдавить самый главный вопрос, терзавший меня сильнее всего остального:

— Прощай?

Всё ещё не теряя зрительного контакта, Борн кивнул. Утвердительно.

Я не знаю, ушёл ли он сразу, по привычке стараясь держаться тени домов, не знаю, сожалел ли о моём уходе или сразу забыл. Сил смотреть не было. Никаких.

Да… и я плакала. Впервые за долгие-долгие месяцы. В последний раз слёзы выступали на моих глазах, когда я услышала новость о предполагаемой смерти Борна. Тогда, на яхте Вамбози…

— Вам плохо? — послышалось над ухом. Пожилой мужчина с тревогой вглядывался в моё лицо. Завозившись в саквояже, он извлёк открытую упаковку бумажных платочков. — Вот, возьмите, мисс.

— Спасибо, — через силу улыбнулась я. — Со мной всё в порядке.

========== Никки. Глава 3. Часы ==========

Я училась жить заново. И получалось совсем неплохо. В приобретении новых привычек таился особенный смысл: запах кофе по утрам, алкоголя вечером, и в напоминание о прошлом только стальной браслет мужских часов, уже не скользящий по руке при каждом движении, не звенящий в тиши ночного одиночества подобно Мингунскому колоколу. Да, я, наконец, решилась уменьшить его под размер собственного запястья.

Теперь мне даже нравилось быть Никки от слова «никакая», но представляться я предпочитала «Келли» — именем, не являющимся редкостью для этих широт. Два месяца прошло с тех пор, как я оставила Джейсона на вокзале в Танжере, и следовало признать: он был прав во многом, да не во всём. Мне действительно стало легче, и я перестала вздрагивать от каждого шороха и резкого звука. Пару раз даже сходила на свидания, которые, правда, не окончились ничем. И тут обозначалась та моя сторона, о которой Джейсон ничего не мог знать: забыть его было невозможно. Совершенно.

Но всё же солнечные зайчики на стенах полупустого кафе и взволнованное, облитое солнечной глазурью море за окном разгоняли тучи грустных мыслей. Я заказала завтрак. Под мерный гул телевизора у барной стойки начинался очередной, наполненный бездельем день.

— Срочное сообщение, — напряжённо прозвучавший голос диктора новостей заставил вздрогнуть. Ложечка, которой я размешивала сахар, с глухим стуком упала на пол, а сердце затрепетало в горле.