Он появился в размеренной моей жизни слишком яркой — чтобы проигнорировать это событие — вспышкой. Среди прочих сред, рядовых вторников и одиноких суббот его серый, пристальный взгляд быстро вытеснил желание пораньше уйти со службы. Безупречная за годы, проведённые Борном в специальных войсках, репутация, мужественное лицо и две-три фразы, брошенные вскользь при встрече, заставили меня по-иному укладывать волосы, тщательнее выбирать рабочий костюм и неосознанно задерживаться взглядом на его волевом подбородке, тем не менее напоминая себе у зеркала, в которое я смотрелась теперь куда чаще обычного: «Брось, Никки, такие парни никогда не обращали на тебя внимания…»
— Вы слишком молоды для психолога, — улыбался Борн, а я не понимала, комплимент это или насмешка.
— И это говорит мне человек всего на пару лет старше? — парировала я, стараясь придать тону серьёзности. Между нами, как щит, папка с его личным делом: Джейсон Борн. Проект «Тредстоун». Оперативный агент. А вместе мы правая и левая рука одного живого организма ЦРУ: боец и душевед, убийца и наводчик… Никки и Джейсон.
За несколько месяцев подготовки я видела разного Борна: смеющегося и плачущего, мечущегося и безразличного. С пистолетом в руках и безоружного, ударяющего и избитого, в общем, всякого. Вот только растерянным я не наблюдала его никогда.
Да, и я старалась, чтобы наши диалоги не выходили за рамки рабочих и словом. Только вот получалось плохо.
— Мистер Борн, выглядите неважно. Как давно вы в последний раз отдыхали?
— Я не уверен в том, что делаю, — откровенность неожиданно слетела с его губ, но Борн тут же добавил: — Да, мисс Парсонс, я очень устал, потому что не спал около семидесяти часов. Голова болит.
Пожалуй, я никогда не забуду его взгляда, направленного на меня. Затравленного, непонимающего, одинокого. Но я помню, что именно в тот миг мне и пришла в голову неожиданная мысль. Подобное в Управлении не поощрялось, но когда я поняла, что натворила, слова были уже сказаны.
— Сегодня я напишу заключение, и вы сможете выходить на улицу. Возможно, вам захочется погулять, развеяться. Пешие променады и свежий воздух ещё никому не шли во вред, — оправдывалась я вслух.
— Что?
— Холируд драйв. Двадцать первый дом. Квартира четыреста четыре.
…
Я старалась не думать о мотивах, побудивших меня назвать собственный адрес, и это почти удалось. По возвращении домой всё моё внимание было приковано к книге — сборнику позиционных задач по шахматам. И я уже нашла ответ к очередному этюду, когда поняла, что в лифте, поднимавшемся на последний этаж обыкновенной блочной высотки, в которой я снимала небольшую квартирку, находился кто-то ещё.
Но адреналиновый удар тревоги мгновенно сменился радостью узнавания: сквозь шлейф мужского парфюма различалась нотка собственного аромата человека, чьё имя шорохом опадающей листвы сорвалось с моих губ, когда его пальцы коснулись моей шеи, давя, затрудняя дыхание, а свободная рука, вцепившись в талию, тесно прижала меня к своим бёдрам. И даже сквозь ткань своего платья и его брюк я поняла, какого рода вопрос привёл Джейсона Борна ко мне.
— Раздвинь ноги, — тем временем скомандовал он. И за время нашего общения я успела понять: когда его голос приобретал подобный оттенок, спорить не следовало.
Да мне и не хотелось. Рука Джейсона, переместившаяся было к макушке и запутавшаяся в волосах, скользнула по лицу, губам и, чуть сжав нижнюю челюсть, заставила приоткрыть рот.
— Джейс-с-сон, — не смогла промолчать я, ведь в следующий момент он вернулся к шее и, чуть нажав, указал, что одной рукой может переломить её. Он дал понять, что играет только по своим правилам, не проронив и лишнего слова.
— Будешь слушаться меня.
И хотя следующий его жест показался бы мне в обычной ситуации грубым и отталкивающим, здесь, в лифте, замершем то ли между этажами, то ли между мирами, он стал более чем уместным: колено, раздвинувшее мои ноги гораздо шире, чем я позволила бы себе сама.
Он не был чрезмерно ласков или груб: влажная дорожка от виска к мочке уха, где, чуть задержавшись, его язык ужалил и заставил табун восхитительных мурашек разбежаться вдоль позвоночника. Шея, ключица, горячие, потягивающие касания губ наверняка оставляли синяки, а я неожиданно поймала себя на мысли, что это весьма странно и могло случиться только со мной: первый секс до первого поцелуя.
И понимая возможную важность этой информации, я постаралась повернуться к Джейсону и сказать ему обо всём, но в этот момент его пальцы забрались в такое место, что я лишь густо покраснела и почувствовала, что едва ли могу дышать.
Я касалась себя сама. Не раз и не два, но не позволяла этого никому другому. И честное слово, это было восхитительно: грубоватая кожа мужских пальцев в нежных складках собственной плоти.
— Ух ты, мокрая какая, — восторженным шёпотом в среднем ухе. Жарко. Я инстинктивно извивалась, насаживалась на настойчивые пальцы и даже не заметила того момента, когда они были заменены его членом.