Венец Евриномы (СИ)

Произошедшее в Танжере я до сих пор помню смутно, даже если и стараюсь найти в закоулках памяти детали, понять, осознать. И причина не в ужасе, испытанном мной, когда в лабиринте тесных улочек я пыталась уйти от преследователя, стремившегося пустить мне пулю в затылок, и даже не в осознании того, что пути к обычной, спокойной жизни отрезаны навсегда. Дело в Борне и его руках, костяшках, на которых его собственная спёкшаяся кровь смешалась с кровью убитого им Дэша.

Да, Джейсон защищал меня и себя. Он дрался, понимая, что его убьют, если он не сделает этого первым. Но оказавшись в безопасности очередного убогого гостиничного номера наедине с Борном, я не могла отвести взгляда от его окровавленных запястий, не могла забыть лицо человека, оставленного нами беспомощным, бездыханным всего несколько минут назад.

— Всё в порядке? — сидевший на кровати и тоже разглядывавший свои руки Джейсон наконец посмотрел мне в глаза.

Ответов на этот вопрос у меня заготовлено не было, а потому я молча вышла в ванную. Там, борясь с рвотными позывами, я намочила полотенце, чтобы вернувшись в комнату, протянуть его Джейсону.

— Вот, возьми.

Но он отвернулся. А я… я зачем-то опустилась на кровать, тесно прижавшись бедром к его бедру.

— Хорошо, я сама, — голос мой прозвучал глухо, будто из глубокой пещеры.

Кровь оттиралась плохо, оставляя на застиранном полотенце

отвратительные разводы. Мне казалось, что и запах у неё мерзкий, ведь сквозь него я впервые не чувствовала самого Джейсона.

Наверное потому я чуть ближе дозволенного, обозначенного правилами приличия, наклонилась к нему. Неосторожно коснулась, вдохнула в желании узнать Джейсона, которого помнила я, а не ублюдка, что свернул шею человеку у меня на глазах.

— Что с тобой? — вопрос прозвучал резко, и Борн отпрянул от меня. Взгляд его оставался холодным, равнодушным, и лишь на дне серых глаз читалось смятение. — Никки?..

— О, извини, я… я просто задумалась… с тобой… с тобой всё будет в порядке. Давай помогу, — с этими словами я сильнее сжала его ладонь, возможно, причинив ему боль.

Когда всё закончилось и Борн удалился в душ, предупредив, чтобы я никуда не высовывалась, я всё думала о Дэше и о том, что происходило со мной в последнее время. Как я вообще могла сблизиться с Борном, зная, что он убивает, к тому же — хотела того или нет — но косвенно я стала его сообщницей ещё работая в «Тредстоун». Агент и душевед… Куратор и убийца… Никки и Джейсон…

Я даже не представляла, сколько времени провела вот так, сидя на кровати, гипнотизируя воображаемую точку на грязной, выкрашенной горчичного цвета краской стене. Из когтистых лап неприятных размышлений меня вырвал голос Джейсона:

— Напротив есть замечательный магазинчик. Я купил тебе новую одежду и краску для волос. Когда закончишь с преображением, локоны лучше укоротить. Максимально. Я провожу тебя на автобус. Следует уехать. Так далеко, как только сможешь. Теперь и тебя не оставят в покое.

Я смотрела в его лицо, на котором блуждала непонятная, но такая знакомая улыбка. Делающая его искажённые лёгкой асимметрией черты узнаваемыми и привлекательными. И больше он не казался мне холодным расчётливым убийцей: рядом стоял тот самый Джейсон, которого я… к которому я была привязана… и ямочка на его щеке так просилась под пальцы.

Стряхнув с себя наваждение, я ухватилась за коробочку с тёмной краской, которую Джейсон протягивал мне. Мозг машинально отметил, что такой антрацитовый оттенок никогда не был мне к лицу.

— Спасибо. Тогда я воспользуюсь ванной?

— Хорошо. Да. Я тебя здесь подожду.

…

Пожалуй, комплекс тринадцатилетней девочки никогда не оставит меня до конца: когда под пальцами скрипели тугие, отсекаемые острыми ножницами пряди, хотелось плакать. Короткие волосы акцентировали внимание на по-юношески пухлых щеках, курносом носу, открывали взгляду лоб, скулы и шею, пестревшую веснушками.

И только тёмные глаза казались по-своему привлекательными. Своей чёрной тоской. Да, теперь я выглядела не лучшим образом: заляпанный краской хлопковый бюстгальтер, топорщащиеся во все стороны волосы. А самое противное заключалось в том, что всего через несколько минут мне предстояло уйти от Борна. И в последнюю мысль настойчиво просилось слово «навсегда». Но я никак не могла набраться смелости и признать это, а потому зажмурилась и выпалила его вслух.

В дверь ванной постучались, и после моего автоматического «да-да» в образовавшейся между косяком и дверным полотном щели показалось лицо Джейсона.

Он хотел было что-то сказать, но вдруг замер, зацепившись взглядом за моё лицо. Этот неразрывный зрительный контакт продолжался, наверное, слишком долго, и на все мои «что случилось» и «Джейсон, ответь мне», он лишь вздрагивал, будто слова мои причиняли ему ощутимую физическую боль.

Стылые капли стекали с волос, повторяя линию грудей, пересчитывая позвонки, а мы всё стояли, стояли друг против друга, но никто не торопился сделать и шага.