Венец Евриномы (СИ)

И я даже не смогу пересказать содержания услышанного, кроме отдельных словосочетаний, вырванных подсознанием из тревожного сообщения. «Джейсон Борн», «Дэвид Уэбб», «Тредстоун», «выстрел», «Борн упал в реку с высоты двадцатого этажа».

Никогда раньше я не чувствовала ничего подобного. И сложно, пожалуй, будет представить ту степень ликования, которую я испытала, когда услышала: «Несмотря на тщательные поиски, по истечении двадцати четырёх часов тело Борна обнаружено не было, розыскные мероприятия продолжаются».

Чтобы скрыть улыбку, я поскорее поднесла к губам чашечку с кофе. Вне всяких сомнений Джейсон остался жив. И пусть он никогда не станет моим, в тот момент тёплая волна счастья накрыла меня с головой. Полностью.

…

Уже третью неделю журналисты с удовольствием обсасывали темы громких арестов и следствий. ЦРУ теперь больше напоминало растревоженный муравейник, чем секретную организацию. Но о Борне новостей не было никаких. К счастью или к сожалению…

Впрочем, я решила воспользоваться шумихой, извлечь из этого личную выгоду. Я планировала навестить маму, которую не видела уже несколько месяцев и не могла подать ей весточку. Теперь же, когда причастные к проекту «Тредстоун» были озабочены спасением собственных задниц больше, чем моей персоной, я могла бы рискнуть, воспользоваться паузой, самолётом, возможностью…

Эти размышления застали меня в холле отеля, где я снимала комнату с видом на побережье.

Привычку осматриваться перед тем, как войти в номер, я приобрела не так давно, и после того, как ключ легко повернулся в замке, я бросила дежурный взгляд через плечо. Широкая ладонь, накрывшая на мой рот, грубоватая, сильная, шершавая и… такая родная, была узнана сразу.

Я едва не потеряла сознание, когда услышала произнесённое вполголоса: «Только не кричи».

Я почти не могла двигаться, но кивнула, и он ослабил хватку. Одной рукой он всё ещё продолжал удерживать меня, другая была необходима, чтобы открыть дверь.

— Джейс-сон, — дрогнул голос, когда он буквально втолкнул меня в залитую солнечным светом комнату. — Но как?.. Как ты нашёл меня?

Ноги отказывались подчиняться мне, дрожащие руки удерживали его плечи, когда он с лёгким хлопком затворил за собой дверь. Привалившись к ней спиной, Борн безмолвствовал и улыбался, поймав моё лицо, заключив его между ладонями.

И тысячи километров сократились до сантиметров. Превратились в миллиметры, когда я сама потянулась к его губам.

Но целоваться в его планы не входило. Наверное, сценарий нашей встречи Борн готовил заранее, ведь в следующий момент я оказалась зажатой в тесном пространстве между его телом и прохладной стеной. Этот маневр показался столь неожиданным, но приятным, что я только вздохнула, чувствуя, как электрические разряды возбуждения моментально пробежали по всему телу, до кончиков пальцев.

Не знаю, когда он успел стащить свою рубашку, но только треск ткани собственной блузы я услышала так громко, будто после короткой вспышки молнии гроза подошла вплотную. Пугая, обезоруживая.

Я не могла дышать. Воздух вдруг раскалился и стал таким густым, будто кто-то разлил гигантскую порцию прозрачного киселя, оставив меня беспомощно барахтаться в нём. И я не смогла бы и пожелать лучшей, чем руки Джейсона, опоры. Только они и не давали мне упасть. Прикосновение его сухой и горячей кожи казалось восхитительным. Особенно ощущение мурашек, покрывших его кожу от моих ответных касаний. Джейсон значительно выше меня, и я затылком ощущала, как дыхание его становится неровным, рваным.

В абсолютной тишине номера, которую я не решалась нарушать ничем, кроме непроизвольно рвущихся стонов, любой звук становился рафинированно громким, оглушающим. Так же и пряжка его ремня, звякнувшая, когда он решил освободиться от оставшейся одежды.

Давным-давно мы не были так близки. Возможно тысячелетия или миллионы веков подряд. От этой мысли кружилась голова и больно покалывало в груди. Но я узнавала своего Борна: он казался таким же настойчивым, умело балансирующим на грани грубости и нежности, боли и наслаждения, как и в первую нашу встречу. Джейсон не терял времени даром, и пока я пыталась прийти в себя и понять, на каком я теперь свете, ремень, что недавно поддерживал его брюки, чёрным ужом скользнул между моих запястий, обездвиживая.

— Что ты хочешь делать? — в собственном вопросе я не услышала и намёка на страх. Только любопытство, смешанное с возбуждением.

— Детка, — сквозь стиснутые зубы молвил он и одним движением развернул меня спиной к стене.