Венеция. История от основания города до падения республики

Много лет два города поддерживали превосходные отношения между собой; еще совсем недавно, в 1476 г., Венеция даже вмешалась, чтобы поддержать герцога Эрколе д’Эсте, когда его племянник попытался узурпировать трон. Но ныне Эрколе – по всей вероятности, с подачи своего тестя Фердинанда, неаполитанского короля, – перешел к политике преднамеренных провокаций. Сперва он начал строить солеварни вокруг устья реки По, бросив вызов монополии, которую Венеция так ревностно охраняла на протяжении семи или восьми веков; затем поднял несколько сомнительных вопросов, касавшихся определения границы, но явно не стоивших того, чтобы из-за них вступать в ссору с соседом. Наконец, когда венецианский консул арестовал одного местного священника за неуплату долгов и тут же был отлучен от церкви архиерейским наместником, д’Эрколе встал на сторону последнего – несмотря на то, что сам епископ впоследствии осудил своего заместителя. Даже после того, как епископ принес Венеции пространные извинения – добавив на всякий случай, что сам папа Сикст IV пришел в ужас, узнав об этом незаконном отлучении, – д’Эрколе наотрез отказался восстановить консула в должности.

Не оставалось сомнений, что герцог напрашивался на ссору и нарочно выбрал для этого такой момент, когда Венеция была все еще слабой после долгой, изнурительной войны. Однако он упустил из виду, что само унижение, которое довелось пережить республике, во что бы то ни стало вынудит ее попытаться доказать себе и другим, что она еще способна сражаться и побеждать. Дож снова объявил о сборе средств, венецианцы откликнулись, а другие итальянские державы решили руководствоваться лишь собственными эгоистическими интересами.

На сей раз Венеции пришлось нелегко. Сторону Феррары приняли самые могущественные государства Италии – Милан, Флоренция и Неаполь. Единственным значимым союзником Венеции, как ни странно, оказался папа Сикст IV, у которого имелись свои причины желать усмирения Неаполя и Феррары и который с самого начала поощрял республику отстоять свои позиции силой. Благодаря его поддержке венецианская армия под командованием Роберто Сансеверино сразу пошла в наступление – поначалу весьма успешное. Но затем Сикст неожиданно переметнулся на сторону врага. Неаполитанский король дал понять, что не оставит в покое его южные границы, а довершила дело дипломатия медоточивого и, надо полагать, не скупившегося на подношения Лодовико иль Моро[242], недавно захватившего власть в Милане, – самого выдающегося из сыновей Франческо Сфорца. Папа начал с того, что призвал Венецию сложить оружие; дож Мочениго ответил на это вежливым, но твердым отказом, не преминув указать, что еще совсем недавно это оружие удостоилось личного благословения его святейшества, а значит, во что бы то ни стало одержит победу.

Ответ Сикста IV нетрудно предугадать. 25 мая 1483 г. папа наложил на Венецию интердикт. Но республика попросту его отвергла: представитель Венеции в Риме отказался передать папскую буллу своему правительству, и Сиксту IV пришлось отправить ее патриарху со специальным посланником. Патриарх, в свою очередь, сказался больным и заявил, что не имеет возможности вручить буллу сенату и дожу. Впрочем, он тотчас сообщил о произошедшем Совету десяти, а совет распорядился любой ценой хранить тайну и не препятствовать церквам исполнять свои обычные обязанности. Между тем папу поставили в известность, что Венеция желает воззвать к Вселенскому собору, когда тот будет созван, – и обнародовали это намерение, прибив копию письма к дверям церкви Сан-Чельсо в Риме.

Венеция еще раз продемонстрировала, что способна противостоять папе; но ей не удалось вернуть его благосклонность, в которой она отчаянно нуждалась. Именно на этом этапе, оказавшись практически в одиночестве против всей Италии, республика решилась на крайнюю меру, за которую многие и многие так гневно проклинали ее впоследствии. Она отправила послов к молодому Карлу VIII, недавно взошедшему на престол Франции, и предложила ему вторгнуться в Италию, чтобы вернуть себе законные права на Неаполитанское королевство, а его дальнему родичу, герцогу Орлеанскому, – одновременно выступить в поход и заявить права на миланское наследие[243]. По существу, этот шаг даже нельзя назвать предательским: Лига итальянских городов – по крайней мере, на тот момент, – существовала лишь на бумаге, и это определенно был не первый и не последний случай, когда к участию во внутренних войнах Италии приглашали иностранное государство. Но невозможно отрицать, что Венеция вопреки себе поступила весьма недальновидно, предоставив королю Франции опаснейшую возможность воплотить свои честолюбивые и давно взлелеянные планы по захвату всего полуострова.