Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972

Гаснут в море последние отблески дня,
засыпают-мечтают лагуны —
и рождается грусть. Колебаясь, звеня,
робко плачут далекие струны.

Мы плывем, мы плывем в находящую ночь,

в глубину, где сполохи заката
спорят с зыбкой волной, что сбегает к ним прочь,
пенным блеском прибоя объята.

Гаснет в море последний закатный пожар,

загораются звезды – лампады
и слышнее, слышнее напевы гитар
и смелее мотив серенады.

Выплыл месяц, в безоблачном небе повис,

над огнями далекого мола,
глубже в волны уходит «пьяцетты» карниз.
Колыхается сонно гондола.

Пусть чутка тишина, – любопытна волна.

Взгляд чужой на себе не лови —
гондольеру скучна и любовь и луна.
Ночь для нас, для тебя – для любви.

Мы плывем, мы плывем мимо сонных лагун,

мимо Лидо, на море, туда,
где пенится в прибое серебряных рун
всплеском волн – седая гряда.

Далеко-далеко, где певучих огней,

в тихой ночи чуть слышно звенят, —
там, вдали под гирляндой цветных фонарей
отголоски гитар-серенад.

Венеция, 1910 г.

Александр Красносельский

Сан-Марко

Луна на небе бледно-лиловатом
Повисла точно праздничный фонарь…
Чудесный силуэт Сан-Марко – мой алтарь;
Молюсь – раздавленный, ничтожный жалкий атом.

И чужд я воркотне и трепетам пернатым,

Журчащим голосам и шелесту гитар…
Взношусь к ажурам сребротканых чар,
К фронтонам, башням, статуям крылатым.

Кто из камней и бронз сумел создать сонет, —

Сплел вычуры колонн, тимпанов, капителей
Со вздохами виол и всплеском кастаньет?

Кого глаза восторгом не блестели,

Впивая радугу осуществленных грез,
Где гений красоту превыше звезд вознес?

Дмитрий Крачковский

Венеция

Простора шумного сверкающей пьяцетты
Милее улиц мне забытых тишина.
В них столько прелести! – и вновь покорена
Их лаской тихою печаль души поэта.

Их тень зовет меня, и в мягком полусвете

По плитам скошенным и узким ступеням
Иду, иду вперед, куда? – не знаю сам,
И радость тихая звучит в моем ответе.

Вот улица одна окончилась. Подъем

На стройный мост. Минутный свет кругом;
Внизу – зеленых вод канала плеск печальный.

Один… И в тишине так ласково звенит

И этот тихий плеск о дремлющий гранит,
И монотонный крик гребцов гондолы дальней.

«Для ваз, тончайших ваз чудесного Челлини…»