Венок раскаяния

Из письма Маринеско Крону: «Мне сделали операцию, которая позволяет поддерживать мое существование, кормление через желудок, минуя пищевод, это операция вспомогательная, а основное все впереди. Мне нужно заправляться определенными продуктами (высококалорийными), что обойдется скромно 3 рубля в день. Вам, конечно, известно, что я инвалид 2-й группы, получаю пенсию 70 рублей, из которых наличными мне остается 30—35 рублей. Вопрос: как жить дальше? И что меня ожидает в будущем?»

Ветераны написали письмо в ЦК КПСС: «Учитывая исключительно большие заслуги А. И. Маринеско перед нашей Родиной, его популярность среди молодого поколения подводников, убедительно просим ЦК КПСС и ходатайствуем о назначении Маринеско персональной пенсии союзного значения. По нашему мнению, нельзя признать справедливым, что столь заслуженный командир-подводник оказался в пенсионном обеспечении в неизмеримо худшем положении, чем офицеры, не участвовавшие в войне».

Что там офицеры. Бывшие полицаи, вместе с которыми Маринеско отбывал срок, отсидев, поработав, получали пенсию куда как больше. Да еще над такими, как Маринеско, посмеивались.

Письмо подписали около двухсот офицеров, среди них — 20 адмиралов и генералов, 6 Героев Советского Союза, 45 командиров и комиссаров подводных лодок…

В просьбе было отказано.

Из того же письма Маринеско — Крону: «Последнее время на 51-м году жизни я начинаю терять веру в Советскую власть, мне кажется, что 90 процентов, если не более, занимают руководящую работу бездушные люди, проходимцы, которым не дорога Советская власть, не говоря уже о бюрократах, которые боятся больше за свою собственную судьбу.

А. А., если найдете мне совет или сможете чем-нибудь помочь, буду век благодарен Вам».

Крон обратился к адмиралу Исакову. Тот ответил:

— Я старый служака, и всякая распущенность мне ненавистна.

Но, выслушав писателя и ознакомившись с документами, суровый адмирал тут же написал Маринеско:

«Глубокоуважаемый Александр Иванович. Не удивляйтесь этому письму. Хотя я с Вами не служил вместе, но, конечно, знаю Вас по делам Вашим. …Я решил завтра написать письмо министру обороны т. Малиновскому, в подчинении которого я сейчас нахожусь. Но это надо умеючи.

Так как министр бывает очень занят, особенно с приемами иностранных гостей, то к нему попасть не так-то легко, и вопросы с подобными ходатайствами проходят очень медленно (я, например, его лично не видел больше года, если не считать встреч в президиумах на больших совещаниях или заседаниях, когда о делах поговорить невозможно), кое-что надо предпринимать, не ожидая его резолюции.

Самое главное в данный момент, это чтобы Вы ни в чем не нуждались для лечения и питания в предвидении возможной еще операции. Поэтому завтра или послезавтра я вышлю Вам 100 р. Прошу их принять не задумываясь. Чтобы Вы могли планировать свой бюджет, учтите, что через месяц вышлю еще 100 р.

Что из медикаментов Вам надо? Обещать все не могу, но так как состою на «довольствии» в кремлевской поликлинике, то могу попытаться достать, под свою фирму.

P.S. Думаю, что не только материальные дела Ваши придут в благополучное состояние, но и моральный ущерб, нанесенный Вам, — будет относительно возмещен, несмотря на то, что с Вами так много начудили (говорю деликатно), что вряд ли возможно в значительной мере смягчить несправедливость и грубость, проявленную некоторыми отдельными лицами. Привет. Поправляйтесь. Ваш Исаков. 11.9.63г.»

Все задуманное твердый Исаков доводил до конца, довел бы и это, но дни Маринеско были сочтены.

М. Вайнштейн (бывший дивизионный механик, четыре дня назад, 13 июня, скончался от инфаркта):

— Маринеско лежал в очень плохой больнице. Для госпиталя у него немного не хватало стажа. Мы, ветераны, пошли к командующему ленинградской военно-морской базой Байкову. Адмирал был взбешен: «В нашем госпитале черт знает, кто лечится, а для Маринеско нет места?» Тут же распорядился, дал свою машину.

Валентина Александровна:

— Я приехала за Сашей — перевозить. Попросила врача, чтобы мне помогли донести его до машины. Врач сказала: «Как сумели договориться с госпиталем, так и перевозите». Ни сестра, ни нянечки — никто не подошел. Я осторожно подняла Сашу и взвалила себе на спину. Он уже легкий был, легче, чем вон Сережа,— она кивнула на одиннадцатилетнего внука, который день и ночь безотказно ухаживает за ней.— Так на спине понесла по коридору. А когда в лифте спустилась, там уже шофер адмиральской машины увидел, кинулся помогать. Именно тогда, а не позднее, как пишут, по дороге из больницы в госпиталь мы увидели корабли на рейде, и Саша единственный раз заплакал: «Больше я их никогда не увижу».

М. Вайнштейн: