Венок раскаяния

Накануне «Русская мысль» поместила объявление: «Казачий союз, союз казаков-комбатантов, объединение лейб-гвардии казачьего полка и объединение лейб-гвар­дии атаманского полка извещают, что войсковой празд­ник Донского, Кубанского и Терского казачьих войск будет проходить следующим образом: в субботу, 15 октября, в 15 час. — панихида около памятника каза­кам на кладбище Сент-Женевьев де Буа, затем — молитвенный обход казачьих могил и, наконец, панихида в кладбищенской церкви; в воскресенье, 16 октября,— тор­жественный молебен после литургии в соборе св. Александра Невского на рю Дарю.

Братская трапеза состоится после молебна в ресто­ране вблизи церкви. Желающих участвовать просят запи­саться до 9 октября у М. И. Толстой. Тел. 45.53.56.83».

Я спешил, наслышан был о прошлых пышных торже­ствах — войска выходили в полном обмундировании, со своими знаменами.

В обозначенный час у памятника казакам собралось человек восемь — десять в штатском. Старики, пожилые, помоложе. Собственно, старик, из казаков, был один. Священник, из англичан, служил панихиду, кто-то, видимо сын казака, коленопреклоненный, молился, плакал.

Программа была выполнена вся: и панихида, и моли­твенный обход, и молебен. «Многострадальной Родине нашей, Всевеликому Войску Донскому, Войску Кубан­скому, Войску Терскому, атаманам, казакам и казачкам, в разсеянии сущим и на Родине обретающимся, подаждь, Господи, мир, здравие и сохрани их на многия лета…»

Сколько же осталось их, казаков, в Париже? Посчи­тали. Пятеро. Нет, шестеро. Казак Лютов, 96 лет, он еще помогает тем, кто беднее и немощнее, — дает деньги, приносит хлеб, молоко. Казак Христофоров, 88 лет, председатель комитета Русского кладбища. Казак Дубенцов, 93 года, заведует музеем. Вот куда надо бы — в казачий музей.

Борис Федорович Дубенцов с Дона. В гражданскую вырос от хорунжего до подполковника. Уходил из Керчи с последними добровольческими частями. Музеем заведует 60 (!) лет, со дня основания. При музее и живет.

— Наш лейб-гвардии казачий его Величества полк в мирное время стоял в Петербурге, там его казармы уже полтораста лет. Что такое казаки, знаете? Накануне германской войны вся русская конница имела 51 полк — гусары, уланы и так далее. А казаки выставили 102 полка, вдвое больше, чем вся Россия. Одно только наше Донское войско выставило 57 кавалерийских полков — с лошадьми, обмундированием, вооружением. Только вин­товки выдавали. А еще — кубанские, терские, сибирские, уральские, астраханские казаки… Когда государь-импера­тор отрекся, командир полка сказал: «Нам больше в Петербурге не стоять». И мы все эти музейные ценности, которые видите, переправили в Новочеркасск. Россия была в хаосе, а на Дону стояла тишина, туда стали стя­гиваться все несогласные… В 1926 году наше общество в Париже нашло этот дом, сюда и свезли все ценности.

Борис Федорович знакомит с экспонатами музея.

— Вот прибор императора, это был его последний обед… А вот Николай II расписался на программе кон­церта трубачей нашего полка. Государь бывал у нас, видите, тут он на снимке — слева в форме рядового. А здесь переписка Александра I с полком. Что это за форма? Потемкин сопровождал Екатерину по Новороссии после присоединения к России. С ним следовал эскадрон нашего полка в этой самой форме. А вот стаканы с кра­сивым вензелем N. Это когда Наполеон отступал, наши казаки его преследовали, он бросил коляску. Стаканы — из его сервиза. А вот и сама коляска. Смотрите, приказ одеть эскадрон казаков для сопровождения Наполеона на остров Святой Елены. Казаки конвоировали его до Ту­лона.

…Фотографии генералов, атаманов. Портреты импе­раторов, императриц. Но главное — на стенах портреты всех командиров полка, начиная с первого, при Екате­рине, Больше двухсот лет полку! 32 портрета — боль­шие, красочные, писанные специально в одной манере — при жизни командиров.

Истинное русское воинство, несмотря на поражение и мытарства, все сберегли. Все чтут! И все победы до сих пор отмечают, хоть и бедно, и дни рождения свои. И балы давали благотворительные, а деньги — в пользу музея. Сейчас на верхний этаж Дубенцов пустил студен­ток, невелик доход, но и он — музею на пользу.

Спасибо Дубенцову, его товарищам. Но дальше-то как? Уходят казаки. Последняя тучка рассеянной бури. Что будет после них? Кому завещан уникальнейший музей?

— А это я вам не скажу.

Скрывает Дубенцов, нашего касательства не желает.

Прав, наверное. Окажись в свое время этот музей в наших руках, в лучшем случае распылили бы — часть экспонатов в Эрмитаж, часть — в Исторический музей, часть — под замок. Из более чем двухвековой истории казачества нас смутили бы годы гражданской войны. Семьдесят лет прошло, все никак не решаемся показать историю с обеих сторон.