Венский стул для санитарного инспектора

– Записать? – Маллоу привстал. Уже потёртый блокнот беглого жулика Фокса всегда лежал наготове. Он был в кармане его пальто.

– Не надо, – махнула рукой доктор. – Вы с Мики отлично передадите эту историю в устном виде. Это оптимально скроет все ваши огрехи.

– В каком смысле огрехи? – Маллоу как раз надкусил третью булочку (от которой отказалась доктор) и едва не уронил откушенный кусок.

– Вы ведь и сами понимаете, что ваша история годится только для невзыскательной публики.

Доктор Бэнкс даже развела в стороны ладони, показывая, что не виновата в невзыскательности публики.

И, не давая ему ответить, повернулась в сторону кухни:

– Миссис Христодопуло! Если там что-нибудь осталось, дайте это мистеру Маллоу. Ему нужно поесть.

* * *

Доктор совсем было собралась уходить, но прибежал Мики, его усадили завтракать, миссис Христодополуло отругала доктора за неуместное самопожертвование, уговорила позавтракать, и разговор продолжился.

– Повезло-то на самом деле мне: просидел в карантине самое опасное время.

Доктор вежливо улыбнулась, но Маллоу знал, что прав. С его слабыми лёгкими у него не осталось бы ни единого шанса, окажись он рядом с больным компаньоном.

Инкубационный период занимает от суток до трёх. «Аквитания» идёт в Штаты около недели. Значит, Джейк подцепил заразу уже после того, как Маллоу отправили в карантин. Значит, это случилось где-то на подступе к Нью-Йорку. Дюк заботливо положил во все три чашки по четыре кусочка сахара. Сходил за миссис Христодопуло, которую, правда, побаивался, но всё равно привёл к столу.

– Доктор, как это может быть, что из них двоих заболел тот, кто сильнее? – поражался Мики.

(Маллоу обиделся, но гордо сделал вид, что не слышал).

– Никто этого не знает, – вздохнула доктор Бэнкс. – В Институте Рокфеллера ломают головы, что именно открывает этот ящик Пандоры. Похоже, всё дело в иммунитете. Всё, что мы знали о нём до сих пор, словно бы стало работать наоборот. Ведь что такое кризис? Организм больного как бы собирается с силами для финальной схватки с болезнью. То, что в первую волну болезнь убивала самых молодых и сильных, и в особенности воспалённые, практически взорванные внутренние органы, заметные во время вскрытий[8], неопровержимо доказывает: болезнь убивает скорее людей с сильным иммунитетом. И если он не слишком сильный…

– …человек с не слишком сильным иммунитетом легче переносит болезнь? – предположил Маллоу.

Ему вдруг пришло в голову, что вся их с компаньоном бродячая жизнь: и заплёванная палуба полумёртвого китобоя с вонючими трюмами, скудным пайком, доведшим их до фурункулов, и грязная работа с постоянными унижениями – полмира оплыли! – и разухабистая нищета в борделе Сан-Франциско, и голодные, но весёлые скитания в катафалке с «Музеем-аукционом Знаменитых Вещей», что закончились для него воспалением лёгких, и суровая зима в Санкт-Петербурге, где они, хоть и не мёрзли особенно в своих волчьих шубах, но почти не ели, экономя каждый цент, чтобы сойти за своих в светском обществе, и все лишения – всё в итоге сыграло на руку двоим джентльменам.

Нет худа без добра – он всегда в это верил.

Но доктору Бэнкс всё это было неизвестно. Она не знала о них ничего, кроме того, что однажды на её пути встретилась погоня – человек пятьдесят за двумя жуликами.

– Боюсь, и гипотеза об иммунитете не до конца верна, – она покачала головой. – Нам ещё только предстоит раскрыть все секреты этой странной болезни.

* * *

28 марта 2019 года

– Шеф, я всё узнал. Он провернул дело в лучшем виде. Миссис Хаец сказала миссис Шрёдер, что ей сказала миссис Палпит, а той сказала мисс Чикеринг, что миссис Какери слышала про обрывок плаща св. Пантелеймона, потому что миссис Христодопуло рассказала ей, что вы, как маньяк, цеплялись за тряпочку и никому не хотели говорить, что это, как будто стеснялись, хотя в этом нет ничего такого, и, выходит, тряпочка краденая. Весь город гудит от слухов, шеф!

– Отлично, задирай цену до предела, – Саммерс закинул руки за голову. – Баксов по тридцать. Нет, тридцать пять. Нет, по сорок пять баксов!

– Но у людей нет денег, сэр, – испугался Мики.

– У тех, кто тратит их на такую чушь, обычно есть. Те, у кого нет денег, скорее купят на последние хлеб, яйца, хинин. Или самогон. Да, кстати. А сколько надо-то сдать? Ну это, пожертвования нуждающимся?

– Ну, сколько, – Мики почесал заросший затылок. – Мистер Саммерс, э. Что получается, одной рукой вы деньги зарабатываете, а второй их разбазариваете?

– Нет. Возьми в бюро пятьдесят, отдай кому надо и скажи. Скажи так: Маллоу всё сочинил, реликвия фальшивая, я сделал её сам из старого покрывала. Короче, пусти слух наоборот.

– Так это же правда!

– Конечно, правда. Имеющий уши да услышит. А вот если имеющий уши правду не слышит, тут я уж точно не виноват.

– Но, сэр, зачем?

– Мики, – Саммерс вытянул под одеялом свои длинные ноги, – не будь болваном. Реклама работает в обе стороны: ругань продаёт не хуже, чем похвала. Ещё неизвестно, что лучше.