Венский стул для санитарного инспектора

Мики кивал. Он в первый раз работал на пишущей машинке. Печатал одной рукой, второй держа листок перед глазами. Он знал, что шефу плохо, что все звуки для него сейчас слишком громкие, и старался закончить работу как можно скорее, с трудом разбирая действительно ужасный почерк. Это был не тот почерк, почти печатные буквы, которым Д. Э. Саммерс писал деловые письма или адреса на почтовых конвертах. Это был его естественный почерк.

Вот, наверное, доставалось за него шефу, когда тот учился в школе.

Клавиша с буквой «Е» оказалась туговата, и ещё Мики не везде был уверен насчёт правописания, но не хотел беспокоить больного по пустякам.

Молись об исцлении прыстыми словами, ибо прастые слова кратчайший путь к есрдцу Иво; будь, как дытя, ибо детя чистосрдчно; не засоряи витиеватыми промудростями прастой молитвы, идущей от сердца твоего к сердцу Иво, говори только правду и не двай клятв, которые, выздоровв, не сумеешь исполнить; и не говори никому ничег, от чег исцелился, и будешь исцелен.

Перечитав документ, Мики решил, что так даже древнее.

Он закончил, и тихо, стараясь нечаянно не нашуметь, вышел из комнаты больного.

Дам из Женского Комитета не было в кухне. Доктор Бэнкс отпустила их отдохнуть. Она была одна и занималась приготовлениями.

– Около трёх недель? – с порога спросил Мики, машинально глядя, как булькает вода в кастрюле, откуда на весь дом несло хлором. В кастрюле плавала бурая тряпка.

Доктор кивнула, по-прежнему глядя в кастрюлю, и помешала там щипцами для стирки белья.

– Значит, на днях? – уточнил Мики.

– Вероятнее всего, – согласилась она, продолжая гонять тряпку в едком растворе.

– А если это сегодня? – напирал мальчик. – Его ведь нельзя оставлять одного, а вы уже два дня не спали. Я навещу, кого осталось, потом поем, а потом вернусь и подежурю. А то он там весь красный. Раскалён, как уголь в топке паровоза Тихоокеанской железнодорожной компании.

– Нет, никаких ночных дежурств. Тебе нужно набираться сил. Пожалуйста, будь в постели не позже девяти. Режим сна очень важен. Я побуду с ним.

Доктор выпроводила Мики с ценным грузом в брезентовой, как у мальчишек-газетчиков, сумке через плечо, и поднялась наверх.

– Всё готово, – тихо сказала она, присев у кровати. – Ткань разваливается на клочки прямо в руках. Мики понёс их сушить в офис. Не волнуйтесь, мистер Саммерс.

Коммерсант не ответил. Глаза его были закрыты, на лбу, щеках, шее подсыхала испарина. Она обращалась к тому, кто уже не мог её услышать.

Как она устала от таких ночей.

* * *

За окном медленно падал мелкий мартовский снег. Небо светлело. Через приоткрытую дверь было слышно, как внизу, в гостиной, размеренно идут часы.

Миссис Христодопуло обтирала Джейка Саммерса полотенцем, смоченным в слабом растворе уксуса. Несколько секунд вошедшая доктор Бэнкс бесстрастно наблюдала за процессом, потом достала из корзины чистую рубаху. Вдвоём женщины надели её на неподвижного коммерсанта. Они ничего не говорили друг другу.

У них давно не осталось сил ни на какие эмоции.

* * *

Мелкий мартовский снег медленно падал на Блинвилль. Небо уже светлело, когда тишину пустых улиц нарушил звук мотора. Этот звук знала вся Америка: так тарахтел мотор «Форда-Т». Ещё немного – и вот оно, крыльцо «Мигли».

Бумажка была приклеена к двери так надёжно, что вовек не оторвать.

«Карантин».

Когда дверь в распахнулась, в гостиной со знакомой неторопливостью стучал маятник стенных часов. Доктор Бэнкс в этот раз подъехала с обратной стороны дома, её машину во дворе вошедший видеть не мог. Но не смог не заметить ни её твидовое пальто на вешалке, ни зонт, ни тяжёлый коричневый саквояж доктора на диване. Но ещё раньше в глаза бросился конверт, прижатый зелёной вазой, на самом углу стола. Конверт был надписан:

«М. Р. Маллоу»

Маллоу снял кепи. Сунул в карман пальто шофёрские очки, поднятые на козырёк. Вот merde, так бухает сердце, что строчки прыгают перед глазами. Ладно, длинное письмо потом. Сначала то, что короче.

Всё своё движимое и недвижимое имущество…

Его как будто ударили в лицо.

– Сегодня ночью был кризис, – спускаясь в гостиную, сообщила доктор Бэнкс. – Мне бы хотелось вас успокоить, мистер Маллоу, но, к сожалению, испанка слишком коварная болезнь.

Дюк смотрел на неё, всё ещё не в силах поверить. Он попробовал прочесть письмо ещё раз, но буквы лезли одна на другую.