Венский стул для санитарного инспектора

– Да вы просто Ирен Ад… – Маллоу осёкся. Непроницаемое лицо доктора его напугало. Он не раз был свидетелем перепалок между доктором и компаньоном, и желанием оказаться в шкуре Д. Э. Саммерса не горел. – Ладно. Как вам старушка? Закалённая жизнью пожилая леди, сохраняющая достоинство даже в нищ…

– Не представляю, чтобы такая женщина хоть у кого-то вызвала жалость, – сухо заметила доктор Бэнкс.

Маллоу мысленно послал несколько ругательств в адрес компаньона. Успел же отравить мисс Бэнкс, мерзавец. Или это она сама? Все чертовски хорошо разбираются в ваших промахах, хотя сами плетут такую чушь, что…

Какое-то время он смотрел в пространство, но вдруг взгляд его прояснился.

– Это была молодая женщина! – воскликнул он.

Доктор равнодушно пожала плечами.

– Пережитые страдания уже оставили след на её чистом широком лбу, – Маллоу уставился прямо на неё. – Серые глаза смотрели слишком серьёзно – с той суровостью, что убивает красоту. Её высокие скулы опасно заострились, а капризно изогнутые губы – нет! лучше «изогнутые в форме лука Купидона» – были сжаты решительно и отчаянно. Весь её облик…

– Много подробностей, – перебила доктор. – Мне кажется, внешность вашей героини можно описать в несколько слов.

Но даже ей было не убить вдохновение. Страдания, которые М. Р. Маллоу мужественно переносил за годы работы с Д. Э. Саммерсом, придали его лицу особое благородство – благородство человека, умеющего принимать удары судьбы. Внешность ведь всегда отражает то, что у нас внутри.

Он смотрел доктору в глаза отрешённо, но в то же время проникновенно.

– Моросил гадкий мелкий дождь, – Дюк неловко улыбнулся, словно вошёл в гостиную, оставляя за собой лужи. – Портовый ветер пронизывал до костей, убивая саму жизнь в этом прОклятом чумном городе. Мы стояли в очереди на таможню уже третий час. Почти потеряли всякую надежду: ходили слухи, что Гавр закроют и всех отправят в карантин. Представляете?

– Представляю.

Маллоу пальцем собрал с блюдца ореховые крошки.

– Последний раз мы ели вчера утром – всю дорогу было совершенно невозможно куда-нибудь зайти. Эти очереди, чтобы только войти в кафе. Невозможность снять маску, чтобы поесть, потому что полиция совсем потеряла совесть – они прямо-таки караулят на каждом углу. У меня уже глаз стал дёргаться!

– Да, я представляю.

– Простой кусок хлеба с маслом порадовал бы нас несравнимо больше, чем лучшая «Павлова», приготовленная шефом «Кафе де ля Пэ»[6].

– Вы там были? – подняла бровь доктор Бэнкс.

– Что вы! Я бы тогда сам остался в лохмотьях.

– Тогда не стоит его упоминать.

– Ещё чего, – отмахнулся Маллоу с тем небрежным жестом, что так раздражал доктора в Д. Э. Саммерсе. – Люди обожают такие детали.

– Вы не знаете подробностей. Вы запутаетесь и провалите всё.

– Ой, да ладно! – Дюк даже рассмеялся. – В сезон русских балетов[7]о тамошней «Павловой» все газеты писали! Это настоящая «Павлова», точно, как в Санкт-Петербурге! Представьте: половинки безе большие, с русской щедростью, – попробовали бы они Дягилеву подсунуть мелочь, – снаружи хрустит, внутри немножко тянется, поверх – ложечка сиропа на коньяке, а в ней – ломтик ананаса, листик мяты…

– Мне кажется, мы отвлеклись, мистер Маллоу.

– Мы встретились с ней глазами, – очнулся тот. – Господи, всего на год-два моложе меня, но какой след оставили пережитые страдания на этом чистом лбу!

Доктор промолчала.

– Как серьёзно смотрели её серые глаза! – Маллоу заломил руки. – Она не жаловалась. Не рассказывала мне драматических историй, которые все так любят, но весь её облик… Лицо уже очень худое, губы сжаты так решительно… Нет, отчаянно… Ну, вы понимаете.

Под взглядом доктора Маллоу быстро опустил свои девчачьи ресницы.

– Да, мне кажется, я всё понимаю, – ещё более сухо сказала доктор Бэнкс.

– Видно, что из хорошей семьи, но это старенькое платьице… – Маллоу заслонил лицо ладонью, будто не в мог отделаться от видения.

Доктор проявила силу воли и не поправила машинально воротник белого туго накрахмаленного халата. Она хорошо знала, что халат застёгнут от подбородка до пят.

– У меня чуть сердце не разорвалось: что ждёт эту женщину? – продолжал Маллоу. – Сколько таких, как она… Какой ужас, боже мой… И ведь по всему миру такие… Но! Крепкая и здоровая, хоть и очень худая. Ей этот ветер был хоть бы хны. Не то, что мы – как два цуцика тряслись в своих тёплых пальто.

– Вы слишком долго стояли на одном месте.

– Ну, в общем, как я понял, её семья умирала с голоду и только поэтому она решилась на продажу.

Маллоу налил ещё кофе из кофейника – себе и доктору.

– Нет, – доктор отпила из своей чашки. – Вы забыли, что вещь краденая (она указала на письмо, лежавшее перед ним на столе). Если не хотите, чтобы покупатели сложили свои фрагменты плаща св. Пантелеймона и обнаружили обман…

– О, да! – спохватился М.Р. – Я встретился с ней взглядом и по глазам понял: эта женщина пошла на преступление.

– Это единственное, что соответствует истине, – хмуро пробормотала доктор Бэнкс. – Иногда, изредка, приходится поступаться принципами. Переступать через себя.