Да, врачи почти бессильны против испанки. Больше половины жителей страны болели этим новым гриппом и ещё никогда не было столько смертей. Но это не значит, что можно сдаться. Она уговаривала пациентов и беседовала с их домашними. Объясняла, что следует не позволять себе паники, выполнять все предписания Службы Здоровья, тщательно мыть руки, не переставать мыться целиком, как это делалось обычно во время болезни, а наоборот: постараться как можно чаще делать водные процедуры. Настаивала на важности постоянного проветривания помещений и просила по возможности держать открытыми окна в комнатах больных. Напоминала, что нужно обрабатывать хлорной известью ванные и уборные и ежедневно мыть полы со щёлоком или карболовой кислотой.
Нет, спокойно повторяла она раз за разом, нет, это не бессмысленно.
Рука её была неповоротливой в толстой автомобильной перчатке, но всё-таки добралась под шерстяным клетчатым шарфом за наглухо застёгнутый воротник твидового пальто. Нагрудные часы показывали четверть первого.
Два тусклых луча ацетиленовых фонарей «Форда-Т» разрезали темноту.
В тот раз – в Сан-Диего почти десять лет назад, когда она примчалась вот так же, ночью – он почти не разглядел её лица: тень от козырька шофёрского кепи оставляла видимыми только упрямый подбородок, странно чистый для парня, который плохо скрывал длинный белый шарф (тоже странно чистый), прямой нос и решительный рот.
Сейчас он видел только внимательные глаза над медицинской маской. Руками в резиновых перчатках она заставила его поднять голову, прощупала горло, потрогала за ушами. Достала стетоскоп.
– Хочется сладкого? – услышал он спокойный вопрос, когда доктор выслушала стетоскопом его спину.
Саммерс медленно повернул голову. Да, на столе открытый ящик с продуктами. Его ведь надо разобрать. Чёрт, как много дел.
– Эйфория? – продолжала спрашивать доктор Бэнкс. – Лёгкий насморк в течение нескольких дней, так?
Всё было так. Доктор заставила его встать, и Саммерс покладисто поднялся за ней в свою комнату.
Здесь она тоже обошлась без лишних слов. Потрясённый стремительным развитием событий, подбородком придерживая плед, коммерсант неуклюже натягивал пижаму. От озноба его так трясло, что попасть ногой в штанину оказалось делом непростым.
Доктор Бэнкс отложила в сторону брюки, пиджак больного и его бельё. Всё это придётся сжечь. Дождалась, пока он влезет в пижамные штаны и застегнёт куртку. Отобрала плед и набросила ему на плечи одеяло. Открыла форточку. И, полка за полкой, стала изучать содержимое шкафа.
Кутаясь в свою импровизированную палатку, Саммерс присел на диван у окна, жадно вдыхая свежий воздух. Доктор прошла мимо с простынёй, вернулась и забрала у него одеяло, оставив взамен что-то грубое, кусачей шерсти. Он закутался в то, что дали. Скоро доктор жестоко лишила пациента последнего спасения, ловко перебрала на постели одеяла в несколько слоёв, и профессиональным жестом откинула край.
– Если станет жарко или холодно, – лаконично пояснила она.
– Если что, – сообщил коммерсант с дивана, – обойдусь без всех этих похоронных церемоний. В общей могиле, так в общей.
– Мне кажется, вы спешите, – подбодрила доктор Бэнкс. (Хотя в случае чего иного выхода и не оставалось; после смерти отца Эбендрота в Блинвилле не было священника. Богослужения с октября были запрещены даже в Детройте, несмотря на настойчивые просьбы епископа. Рыть могилы тоже было некому. Вот уже месяц в Блинвилле хоронили именно так, как описал мистер Саммерс).
– Да нет, я серьёзно, – пациент вскинул на неё взгляд.
– Мистер Саммерс, я как врач запрещаю вам думать о дурном. Вы не выздоровеете, если будете смотреть в могилу.
– Да ну вас, я не об этом, – он всё-таки встал, добрался до кровати, взялся за покрывало из середины и устроил беспорядок. – У меня папаша гробовщик, вот и пришло в голову…
– Хорошо-хорошо, – она отобрала одеяла. – Ложитесь, я накрою.
– А правда, – Саммерс забирался в постель, – как они там справляются? Кремация?
Вместо ответа доктор протянула ему градусник.
Когда в 1912 году они с Маллоу только приехали в Блинвилль, Саммерсу досталось от местных представителей коммерции так, что пришлось провести шесть недель в амбулатории доктора (на втором этаже она держала две палаты на крайний случай). Поэтому и состоялась поездка в Россию: было просто опасно оставаться здесь, пока они не придумали, что делать с теми, кто видел в них конкурентов и хотел заставить закрыть лавочку. Он знал, что незадолго до этих событий доктор вернулась с Дрезденской санитарно-гигиенической выставки. Она привезла оттуда новую идею: ставить градусник не в рот, а под мышку.
Нововведение блинвилльцы не могли простить доктору точно так же, как компаньонам – автомобили. Но автомобили с тех пор прочно вошли в обиход. Женщины – добровольцы Моторного Корпуса Красного Креста и волонтёрши полевых кухонь теперь тоже разъезжали на фордовских каретках. Девушки в военной и медицинской форме парами выходили из машин, чтобы отнести больным в больших корзинах продукты и забрать в стирку бельё.