Вера глазами физика

Распятие и воскресение

За нас распятый при Понтии Пилате; страдавший и погребенный, и в третий день воскресший… Он вознесся на небо и сел по правую руку Отца

Самое определенное из всего, что мы знаем об Иисусе, — это то, что Он был распят при прокураторе Иудеи Понтии Пилате. Об этом свидетельствует даже светская римская история: Тацит в своих «Анналах», датируемых началом II века, писал о христианах как о людях, «кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть», он добавил, что свое имя они получили от Христа, которого «казнил при Тиберии прокуратор Понтии Пилат» [345]. Несколько раньше «Анналов» Иосиф Флавий, древнееврейский историк, писал об этом сходным образом в своих «Иудейских древностях», но этот фрагмент оценивается теперь как более поздняя вставка неизвестного христианского редактора. Распятие — не только очень мучительная и долгая смерть. Оно было также и позорной смертью, наказанием для рабов и преступников. Для иудеев это был знак того, что Бог отверг человека, потому что в Торе есть запрет оставлять тело повешенного на древе: «Ибо проклят пред Богом (всякий) повешенный (на дереве)» (Втор 21:23; сравн. Гал 3:13). Мартин Хенгель сообщает нам, что в раввиннистических источниках он смог найти только одно упоминание о распятом мученике [346]. Он предположил, что именно категорическое неприятие иудаизмом проклятого парадокса с распятым Мессией могло побуждать молодого Савла к преследованию ранних христиан. Но столь же неприемлемо распятие было и для языческого мира. Образ благородной смерти как апофеоза был весьма широко распространен (Ахилл, например); однако он не имел ничего общего с бесчетакого жалкого конца, который представлялся язычникам «эстетически и этически отталкивающим» [347]. Нет ничего удивительного в том, что Павел, обратившись в христианство, сказал, что распятый Христос — «для иудеев соблазн, а для эллинов безумие» (1 Кор 1:23). Говоря о слове stauros (крест), Хенгель писал: «Только те, кто понимает, насколько оскорбительно звучало тогда это слово как для еврейских, так и языческих ушей», оценят, какое воздействие оказывало неоднократное повторение слов «крест» и «распят» в Мк 15[348]. Для нас крест — это церковный символ; в древнем же мире он напоминал о пытке и виселице. Рассмотрение особых обстоятельств смерти Иисуса может только усилить это ощущение. Я уже говорил о Гефсимании (стр. 111–113) как об одном из самых глубоких человечески значимых эпизодов в Евангелиях, где откровенно признается, что в молитве Иисуса был и страх перед предстоящей пыткой, и свидетельство Его открытости к воле Отца. Это учит нас тому, что значит вверять себя Богу среди неопределенностей человеческой истории. Дж. Собрино (Sobrino) комментировал молитву в Гефсимании так: «Неведение является существенной чертой молитвы Иисуса… оно становится частью более глубокого знания Отца» [349]. Эта мрачная сцена — прелюдия к страстям Христовым. Ученики оставили Иисуса. Едва ли кто будет сомневаться в исторической достоверности отречения Петра, описанной во всех четырех Евангелиях (Мк 14:66–72 и пар.), и кто будет делать отсюда унизительные выводы в отношении выдающегося лидера раннехристианского движения? Из тьмы «места, называемого Лобным» (Лк 23:33 и пар.), донесся крик покинутого всеми: «Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мк 15:34 и пар.). Казалось, жизнь Иисуса кончилась полной катастрофой. И тем не менее: ни одна человеческая смерть не повлияла так сильно на позднеантичный мир и на всю историю человечества вплоть до наших дней, как смерть этого галилейского плотника и странствующего проповедника, который был распят перед воротами Иерусалима в 30 г. н. э. как бунтарь, выдающий себя за мессию[350]. Другие основатели великих религиозных традиций: Моисей, Будда, Мухаммад — умерли в почтенном возрасте. Почти современник Иисуса чудотворец Аполлоний Тианский, которого иногда сравнивают с Иисусом, однажды, говорят, столкнулся с перспективой стать мучеником при Домициане, но с помощью магии исчез во время суда. Казнь «божественного человека» не укладывалась в привычные представления. Иисус погиб в среднем возрасте, внешне отверженный Богом и людьми. Тот, кто говорил столь уверенно, кончил жизнь в полной беспомощности. Это представляется полным поражением.