Результат жизни и трудов Иисуса, бесспорно, уникален. Их венцом стало Его воскресение и основание движения, которое получило долгую жизнь. Я не могу дать никакого конкретного разумного объяснения того, что произошло с учениками после воскресения. Убедительность и важность их опыта хорошо видны в письмах Павла…у нас есть все причины думать, что Иисус подвел своих учеников к восприятию драматического события, которое установило бы Царство. Его смерть и воскресение побудили их переосмыслить свои ожидания, но не создали нового из ничего. Это то, что я могу сказать в поисках объяснения одного фактора, который отличает христианство от других «движений обновления». Ученики были подготовлены к чему‑то. То, что они получили, вдохновило их и дало им силы. Именно это и делает христианство уникальным» [357]. Однако мы не можем удовольствоваться этими рассуждениями. Существует разумная необходимость пойти дальше и спросить, какое же объяснение предложили сами ученики? Новозаветный ответ состоит в следующем: они уверовали в то, что Иисус был воскрешен из мертвых, и что Он «показал Себя живым, по страдании Своем, со многими доказательствами» (Деян 1:3). Здесь важно напомнить, что самая ранняя запись свидетельства о явлениях воскресшего дана не в Евангелиях, а в первом письме Павла к коринфянам, в середине 50–х гг. н. э. Он сам основал Коринфскую церковь и напоминал им: Ибо я передал вам, во–первых, то, что и принял: что Христос умер за грехи наши по Писаниям, и что Он был погребен, и что Он воздвигнут в третий день по Писаниям: и что Он явился Кифе, потом —Двенадцати; затем свыше чем пятистам братьям одновременно, из которых большая часть доныне в живых, а некоторые почили; затем явился Иакову, потом всем апостолам; а после всех явился и мне, словно недоноску» (1 Кор 15:3–8). Павел говорит, что он передал то, что уже сам получил, поэтому разумно предположить, что он ссылается на учение, которое было ему преподано сразу же после его обращения, т. е. всего несколько лет спустя после распятия. Следовательно, данное свидетельство относится ко времени очень близкому к описываемым событиям. Древность этого материала подтверждается использованием арамейского «Кифа» для Петра и выражением «Двенадцать», которое вскоре перестало использоваться ранними христианами. Стиль ссылки на пятьсот братьев ясно говорит о том, что такая апелляция могла получить тогда прямое подтверждение. Бультман с его максимальным недоверием к историческим данным, счел бы такую ссылку рискованной, но я от всего сердца приветствую ее. Вполне возможно, что именно свидетельской ролью этой записи объясняется то, что в перечне видевших Христа у Павла не упоминаются женщины (а их роль велика в евангельских описаниях явлений воскресшего); дело в том, что в древнем мире, где доминировали мужчины, свидетельство женщин не было бы принято как полноценное. Вышеприведенный отрывок из 1 Кор 15 крайне скуден по содержанию — это просто список свидетелей. Он завершается описанием встречи самого Павла с воскресшим Христом. Павел снова ссылается на эту встречу в Гал 1:11–17; о ней же трижды идет речь в Деяниях [358] (9:1–9; 22:6–11; 26:12–18, с небольшими вариациями в описаниях, что еще раз демонстрирует уровень необходимой согласованности деталей описания, который считался достаточным в первом веке даже для текста одного автора). Панненберг напоминает, что Павел является единственным новозаветным автором, чьи слова о воскресении являются словами именно свидетеля[359]. Можно предположить, что опыт Павла лучше всего классифицировать как визионерский. Панненберг пользуется этим термином, но подчеркивает, что, в таком случае, слово «видение» должно иметь особый смысл, потому что в Новом Завете о визионерском опыте говорится много раз, но смысловой вес ему придается намного меньший, чем когда речь идет о явлениях воскресения (например, Деян 23:11). «Если термин «видение» использовать в связи с пасхальными явлениями, следует одновременно принимать во внимание, что само раннее христианство прекрасно знало, как отличать визионерский опыт от фундаментальной по своей сути встречи с воскресшим Господом» [360]. Павел намного меньше акцентирует значение того замечательного «видения и откровения Господа», которое он получил (2 Кор 12:1–7 — скромная ссылка на себя), чем его встреча на дороге в Дамаск, которая и дала основание его апостольству. «Разве я не апостол? Разве Иисуса, Господа нашего, я не увидел?» (1 Кор 9:1). Для его авторитета было принципиально важно найти свое место в числе свидетелей воскресения, рядом с Петром, Иаковом и другими. Поэтому его духовный опыт должен был быть столь же значим, как и их опыт. Чтобы оценить, что же здесь могло произойти, и что осталось за пределами вышеуказанного бедного содержанием перечисления, мы должны обратиться к евангельским повествованиям о явлениях Воскресшего. Здесь мы сразу же входим в странный, похожий на сон мир, где Иисус появляется в комнатах с запертыми дверями и внезапно вновь исчезает.