Хотя известно, что Павел нигде в своих пространных письмах явно не ссылается на пустой гроб, однако аргумент «по умолчанию» весьма рискован, особенно если его применять к подобным текстам, написанным по конкретным поводам. Кроме того, важно вновь обратить внимание на лаконичные свидетельства о Воскресшем в 1 Кор 15, где употребление слов «был погребен» ясно указывает на особое значение, которое Павел придавал погребению Иисуса. Едва ли можно поверить, что иудей вроде Павла, в основах мышления которого лежит прежде всего психосоматическое единство человеческого существа, мог бы думать, что Иисус был жив, тогда как во гробе лежало бы его разлагающеся тело. Джеймс Данн в своем обзоре представлений и практики фарисеев первого века говорит: «Идеи воскресения и пустого гроба должны были в понимании многих естественным образом сопровождать одна другую. Но это означает также, что любые утверждения о воскресении Иисуса не имеют особого смысла, если Его гроб не пуст»[370]
. Одна археологическая находка в Палестине, относящаяся к первому веку, показывает, что распятого человека похоронили отдельно, а не бросили в общую могилу. Так что отдельное захоронение Иисуса не является невозможным. Кроме того, если бы эта история была выдумана, трудно было бы понять, почему с ней связаны имена Иосифа Аримафейского и Никодима, не играющих сколько‑нибудь примечательной роли в дальнейшей истории христианского движения. Видимо, именно этой историей и объясняется их значительная роль. Равным образом, если бы обнаружение пустого гроба было вымыслом, почему тогда в мире мужчин на ключевую роль оказались выбранными женщины? Самый естественный ответ — они действительно ее исполнили. Разумеется, есть в рассказах и несообразности. Как собирались женщины справиться с тяжелым камнем, загораживающим вход? (Эта проблема отмечена в Мк 16:3). Да и на третий день, если учитывать жаркий климат тех мест, не слишком ли поздно было бы заниматься телом? Впрочем, современники могли считать, что разложение начинается с четвертого дня (ср. Ин 11:17, 39). Один лишь Иоанн писал, что определенные предварительные работы по подготовке тела к захоронению были выполнены еще в пятницу вечером (Ин 19:39–40). Все эти проблемы, вероятно, больше характеризуют нечеткость воспоминаний, чем неясность композиции, и, в любом случае, не следует ожидать в подобной ситуации холодного логичного поведения от женщин, которые были не в себе после казни их почитаемого Наставника. Какие бы трудности ни встречали исследователи XX века в рассказах о пустом гробе, похоже, что они не особенно волновали критиков христианства в древнем мире. Когда началась неприятная полемика между церковью и иудаизмом, оппоненты никогда не подвергали сомнению то, что гроб был и что он был пуст. Выдвигались обвинения в том, что ученики украли тело с целью обмана, но это объяснение я уже рассматривал как никуда не годное. Насколько глубоко в прошлое уходит этот спор, показывает рассказ о стражниках у гроба (Мф 27:62–66, 28:11–15). Я считаю, что эта история — добавление из христианского источника, сделанное, чтобы отвести от учеников обвинение в том, что они ограбили могилу. Таким образом, есть явные основания для того, чтобы утверждать, что в первом веке враги христианства признавали, что гроб был найден пустым. Подтверждает это еще и полное отсутствие каких бы то ни было свидетельств того, что с местом захоронения Иисуса ассоциировался бы какой‑то культ. Древнееврейское благочестие было тесно связано с почитанием захоронений пророков и патриархов (см. Мф 23:29). Полное отсутствие этого в случае с Иисусом хорошо подкрепляет утверждение, что с самого начала было понято, что гроб не имеет к Нему значимого отношения. Появление христианского интереса к возможному месту захоронения следует датировать более поздними веками, когда возрастающее вовлечение христианского мышления в историю вызвало появление интереса к местам, связанным с жизнью Иисуса. Таким образом, есть много оснований для того, чтобы отнестись всерьез к традиции свидетельств о пустом гробе, в дополнение к традиции свидетельств о воскресшем Христе. Додд суммировал свои оценки евангельских рассказов следующим образом: «По–видимому, евангелисты располагали целым рядом преданий, которыми нельзя было пренебрегать, так как они основывались на непосредственных свидетельствах. Однако эти предания не придавали связности их рассказу, да и скорее всего евангелисты плохо представляли себе, как ими воспользоваться» [371]. Он подчеркивает факт, в противоположность некоторым современным апологетическим стратегиям, что Евангелия вовсе не ставят своей целью представить пустой гроб в качестве убийственного аргумента в пользу истинности воскресения. Скорее, здесь требуется объяснение, поэтому и нужна весть ангела: «Он восстал, Его нет здесь» (Мк 16:6 и пар.). Процесс понимания идет от воскресения к отсутствию тела, а не наоборот. В рассказе о приходе ко гробу Петра и возлюбленного ученика (Ин 20:3–10) мы видим, что только Иоанн догадался без помощи свыше, что же произошло. Остальных открытие пустого гроба поначалу обескуражило — «скверный шок» [372]. В этих рассказах нет легкого триумфализма, что само по себе по–буждает считать их истинными воспоминаниями. С новозаветной точки зрения, именно воскресение объясняет то, что гроб пуст, а не пустой гроб служит доказательством воскресения. Некоторые еврейские авторы XX века принимают свидетельство о пустом гробе, что, однако, не ведет их к принятию христианства. Геза Вермес делает вывод: «В итоге, после того, как рассмотрены и взвешены все аргументы, единственное приемлемое для историка заключение должно быть таким… женщины, направившиеся отдать последний долг Иисусу, нашли, к своему изумлению, не тело, а только пустой гроб»[373] Ортодоксальный иудей ПинхасЛапид идет дальше. Он верит, что Иисус был воскрешен из мертвых, но не считает его Мессией, не говоря уже об идее воплотившегося Бога. «Итак, на мой взгляд, воскресение относится к категории подлинно реального и действительного, потому что без исторических фактов нет подлинной веры» [374]. Впоследствии я хотел бы еще раз вернуться к вопросу о богословской значимости пустого гроба. Позвольте нам теперь добавить к этой обстоятельной дискуссии о традициях явлений и пустого гроба еще некоторые соображения, которые имеют отношение к воскресению. Одно из них связано с существованием воскресного дня, первого дня недели, особого христианского дня, установившегося, несмотря на иудейские корни церкви и особое религиозное отношение иудеев к субботе — седьмому дню недели. С самых ранних времен христианства воскресенье было днем Господним. Очевидное объяснение этому дает вера в то, что воскресение Христа произошло «на третий день» [375], начиная от Великой Пятницы, что и отмечается в самом раннем вероучении (1 Кор 15:4). Павел пишет, что это произошло «по Писаниям», и были предположения, что это следует из Осии 6:2 («Оживит нас через два дня, в третий день восставит нас»), а не является воспоминанием об историческом факте. Мне кажется гораздо более вероятным, что первые христиане знали о третьем дне и в соответствии с этим интерпретировали это не очень ясное место Писания как подтверждение своего знания, а не наоборот. Я не могу поверить, что древняя традиция дня Господня была установлена на столь зыбкой основе, какую могло дать цитированное место из Осии. Строго говоря, третий день почитался именно как день, когда гроб был найден пустым, и Господь впервые появился перед учениками. Очень показательно то, что Евангелия воздерживаются от всяких попыток описания того, как именно Бог совершил акт воскрешения. Известный отрывок из апокрифического Евангелия от Петра показывает нам, сколь неадекватной оказалась здесь благочестивая фантазия, когда любознательность II века побудила к такого рода описаниям.