Но эта ревизия преосвященного Аполлинария, с получением от него «на калачи», оставила, по-видимому, у сельского духовенства довольно сильное впечатление и значительно усугубила «притрепетность», которую совсем не имел таланта возбуждать «старичок божий» Филарет Амфитеатров (с. 549–550).
Наиболее публицистичными являются те фрагменты статьи, где Лесков подводит промежуточные итоги первой части (то есть двух фрагментов дневника, посвященных визитам митрополита Филарета) и делится напрямую своим мнением на эту тему:
Этим заключено описание второй архиерейской встречи, которою труждался в своем благочинническом житии отец Фока Струтинский. Впечатление, производимое его характерным очерком, опять очень цельно и способно надолго оставить в памяти всю эту комическую суматоху, где не отличишь серьезное от смешного. ‹…› Вот и все возвращение «целебных свойств застоявшимся водам сельской купели!» Живыми и мертвыми здесь обладает какая-то жуть ‹…› Будь это все проще и не вызывай такой суеты, разумеется, было бы лучше (с. 547).
Еще более категорично звучит окончание статьи, в котором все описанное обобщается и где Лесков произносит диагноз, указывающий на причины таких неправильных отношений между рядовым духовенством и высшей церковной иерархией, а также на их возможные опасные последствия:
Одна московская газета («Современные известия»), рассуждая о явлениях, которые составляют «потрясающую сатиру на растление нашего общества», весьма справедливо говорит: «то, чему мы теперь осуждены быть печальными свидетелями, есть прямой плод разлада слов, мыслей и дела: лицемерие благочестия обращается в лицемерие атеизма». Это верно, и следы этого ясны во всем, к чему бы мы ни обратились ab imo pectore. Надо иметь бесстыдство людей, для коих служит поводом поговорка «après nous le déluge», чтобы еще и теперь стоять за какое бы то ни было укоренившееся лицемерие, в какой бы то ни было форме. Во всякой форме оно ведет к одному:
Corruptio optimi pessima (c. 557).
Бытовое и непритязательное повествование отца Фоки становится для Лескова иллюстрацией весьма серьезного общественного порока – «лицемерия благочестия», причем имеется в виду не само отношение диариста, который описывает происходящее как раз напрямую и достаточно откровенно, а попытки церковных деятелей и публицистов придать этой неприглядной действительности черты возвышенного религиозного события. Такой прием – серьезное, даже патетическое завершение статьи, содержащей ряд анекдотических историй, – присущ многим публикациям Николая Лескова, в том числе и на церковные темы (например, статьи «Чудеса и знамения», «Великопостные аферы», «Праздник невежд» и др.). В то же время в рассматриваемом случае мы имеем дело с приданием новых смыслов чужому тексту, необязательно такие смыслы предполагавшему, то есть со сверхинтерпретацией. Поэтому особо заметным становится отношение писателя к дневнику именно как к материалу (а не самоценному тексту), который может послужить определенной авторской цели.