Подобного рода отношение к автобиографическим текстам как в первую очередь источникам знаний о жизни человека и общества (в прошлом или настоящем), без учета их субъектной структуры, преобладало в историографии и литературоведении до относительно недавнего времени. Лесков вписывается в эту традицию, предъявляя интерес лишь к фактографической стороне дневника о. Фоки Струтинского, нужного ему, в сущности, для иллюстрации собственных тезисов, о чем свидетельствует то, что в его произведениях, как публицистических, так и художественных, фамилия священника или отсылки к его тексту больше не встречаются. Таким образом, очерк «Архиерейские объезды» демонстрирует прежде всего религиозную рефлексию писателя, который в то время испытывал все большее разочарование результатами церковных реформ и поэтому на первый план начинал выдвигать личные отношения с Богом, не требующие особых внешних форм выражения. По этой причине, как нам кажется, он с некоторым снисхождением относился к фрагментам дневника отца Фоки, в которых практически полностью отсутствует представление внутренней духовной жизни, и отрицательно оценивал позицию своих церковных полемистов, заменяющих, по его мнению, эти глубинные отношения поверхностным благочестием. Скрытое присутствие в тексте очерка таких трех форм религиозности делает его особенно интересным для изучения специфики перемен в этой сфере в России XIX века.
The article deals with a journalistic essay by Nikolai Leskov “A Biskop’s Rounds” in which the Russian writer included extensive excerpts of a diary written in the years 1829–1954 by a rural priest from the diocese of Kyiv, the Reverend Foka Strutinsky. In the foreword, Leskov underlines the importance and uniqueness of Strutinsky’s diary but in the texts he tends to use it rather as an illustration or an evidence to substantiate his own convictions concerning incorrect relationship between parish clergy and diocesan bishops, who inspire fear instead of respect and religious feelings. The analysis of the excerpts of the diary demonstrated that its author focuses not on his inner world and dilemmas of faith but on the everyday life and practical aspects of the bishop’ visitation. At the same time we observed that the language used by the Reverend Strutinsky was partially typical of Russian 19th century clergy as it combined Church Slavonic words and expressions with colloquial and dialectal phrases. Diarist’s sense of humour and irony creates an image of a self-conscious individual, what allows us to notice in him some characteristics of the modern self.
On the other hand, Leskov’s approach to Strutinsky’s diary instrumentalizes it, converts to an object and deprives subjectivity. The writer makes it serve his own goals, using such methods as the pre-selection of excerpts, biased retelling of the omitted parts, strongly evaluative comments or including the diary in a completely new context. Consequently, the relationship between the word of the author and the word of the diarist loses the dialogical character, which results in the loss of the ego-documentary specifity associated with self-expression of the writing subject.
Вера, семья и нация в дневниках священника киевской епархии о. Михаила Щербаковского
Среди православных священников Российской империи поощрялось ведение дневников, в которых они описывали свое духовное состояние, состояние своей паствы, отношения между духовным пастырем и его прихожанами, а также свою повседневную жизнь. Главной намеченной целью письменной фиксации жизни духовенства было развитие душепастырской эффективности, но помимо этого дневники помогали священникам преодолевать социальную изоляцию, становясь доверительными собеседниками, с которыми они могли делиться своими сокровенными мыслями[668]
.До наших дней дошли лишь единицы таких дневников, написанных в Российской империи, и только немногие из них были детально исследованы. Отрывки из некоторых публиковались в церковных журналах той эпохи в качестве примера для остальных священников[669]
. Другие же печатались с целью дать более широкое представление о социальной и политической истории[670]. Надежда Киценко в своей биографии отца Иоанна Кронштадтского детально исследует его многотомные дневники[671]. Тем не менее, учитывая раритет таких дневников, пока рано делать выводы об особенностях данного жанра в том виде, в котором он существовал.