Вера и личность в меняющемся обществе. Автобиографика и православие в России конца XVII – начала XX века

В языковом плане для лесковского комментария характерны две главные черты. С одной стороны, писатель поясняет в скобках некоторые использованные диаристом слова и выражения, в том числе из украинского языка. С другой стороны, в лесковской статье огромное значение имеет постоянное повторение в собственном тексте слов и выражений, употребленных диаристом. Результатом этих языковых операций является создание определенной дистанции между собственной позицией и точками зрения диариста или автора письма, причем, на наш взгляд, можно ощутить некоторое высокомерие Лескова, взгляд сверху вниз. Такой подход к «чужому слову», как нам кажется, соответствует всей установке статьи, в которой чужой дневник – несмотря на заявления о его исключительности и перечисление положительных свойств его автора («Он был человек умный, опытный, наблюдательный и немножко юморист» (с. 542)) – не рассматривается как ценность сама по себе, но служит иллюстрацией собственных тезисов. Создается впечатление, что личность, самосознание диариста не особенно интересуют Лескова и что диалог, о котором в связи с «чужим словом» писал Михаил Бахтин[667], заменяется здесь использованием, а вместо субъект-субъектных отношений дневник (и, косвенно, его автор) становится лишь объектом определенных языковых и ментальных манипуляций.

Можно сказать шире, что в подходе Лескова к тексту дневника отражается сознание собственного интеллектуального и, возможно, сословного превосходства над авторами приводимых высказываний, чей взгляд воспринимается как, по разным причинам, ограниченный. В особенности это касается отмеченного выше смешения сфер сакрального и профанного и явного преобладания второго, в чем Лесков видит определенный недостаток сознания отца Фоки. В то же время еще большее неприятие вызывает в нем противоположная тенденция, характерная для взгляда автора приводимого письма, то есть излишняя сакрализация фигуры архиерея, само появление которого приравнивается к сошествию ангела. Именно с ней писатель полемизирует в первую очередь как в «Архиерейских объездах», так и в «Мелочах архиерейской жизни».

Принципиальное значение имеет и временная дистанция: дневниковые записи отца Фоки делались «по горячим следам», что не всегда позволяло рефлексию, поэтому в них преобладает повествование о событиях, почти лишенное оценок и развернутых комментариев. Лесков же находится вне этой реальности, над ней, и поэтому способен на рассуждения и обобщение. В дневниковых записях он видит симптомы опасной общественной болезни и поэтому позволяет себе иногда достаточно бесцеремонно обращаться с чужим высказыванием.

Таким образом, анализ очерка Николая Лескова «Архиерейские объезды» позволил нам установить явное преобладание бытовой тематики в выбранных писателем для публикации фрагментах дневника отца Фоки Струтинского, а также языковое разнообразие этого текста, свидетельствующее как о литературных способностях диариста, так и о его развитом самосознании, выражающемся, в частности, в умении создать ироническую дистанцию к описываемым событиям. Кроме того, мы отметили как характерную черту отказ от жесткого противопоставления сакрального и профанного, что является одним из признаков современной религиозности.

В нашем исследовании мы указали методы, используемые Лесковым при включении чужих высказываний в свой авторский текст, с помощью которых он заставляет их служить доказательством собственных тезисов, – отбор фрагментов, необозначенные купюры, тенденциозный пересказ пропущенных частей, оценочные комментарии, переосмысление первоначального текста посредством включения его отрывков в новый контекст, создание языковой дистанции путем введения закавыченных слов и выражений диариста в собственный дискурс. В результате эго-документ становится частью публицистического высказывания, подвергается объективации, теряя, в определенной мере, свою специфику, связанную с самовыражением пишущего субъекта.