— И что же это? — Тони выглядел так, будто действительно хотел узнать. Но следующие его слова проникли намного глубже, чем Чарльз мог бы ожидать. — Ты как будто до сих пор притворяешься священником. Почему ты хочешь притворяться священником больше, чем быть им на самом деле?
Старая потеря эхом отозвалась внутри Чарльза, намного громче и глубже, чем когда-либо за долгое время. На одно мгновение он вспомнил, как стоял перед алтарем, чувствуя любовь своей паствы и осознавая свое предназначение с безупречной ясностью.
— Давай просто закончим с этим, — сказал Чарльз, и они продолжили тащить ведро.
«Я долго думал, Чарльз — целых три месяца, — так что ты, наверное, решил, что я никогда не заговорю об этом. Наверное, я так же много, как и ты, думал о том, что произошло в тот день со снайпером, что ты почувствовал, и к чему это привело.
Что поразило меня больше всего, так это осознание, как далеко я зашел в своей вере в твой дар. Ты говоришь, что это дар от Бога. Я не верю в Бога. Но я все же верю в то, чем он наделил тебя.
Неужели это вера, Чарльз? Я думаю, что я… верю в то, во что веришь ты. Это не то же самое, что вера в Бога, но это и не то, с чем я начинал.
Я только знаю, что твоя вера для меня прекрасней, чем любой Бог когда-либо описывал в любом завете. Твой дар должен иметь моральное предназначение, потому что это часть тебя. Это твое убеждение, твое верование превращает твои возможности из простого трюка во что-то значительное. И ты один из немногих людей, которым я бы мог поверить, что у них есть такой дар. По крайней мере, пусть эта моя вера поддерживает тебя так, как твоя поддерживает меня.
Вкладываю последний рисунок Джин — она говорит, что это Бэтмен, танцующий на радуге. Рейвен снова пыталась готовить, и результат был намного лучше. Я подозреваю, что она втайне от меня берет уроки. Это единственно объяснение того, как мы пришли от несъедобных помоев к курице «по-королевски». Она все еще отказывается писать тебе, но теперь, похоже, потому, что я достаю ее этим. Ты знаешь, что она терпеть не может, когда ее достают. Так что я буду молчать. Посмотрим, сработает ли это.
Лето уже наполовину прошло. Я говорю себе, что должен выдержать всего по одному времени года без тебя. Но летняя жара всегда напоминает мне о нашем первом поцелуе, о первой ночи, когда мы были вместе. Я помню, как слизывал пот с твоей девственной кожи. Возвращайся домой, ко мне».
— Черт возьми! — орал Армандо в притворном возмущении. — Опять?
— Теперь ты должен мне… двадцать два доллара и семьдесят пять центов, — Чарльз пометил свою последнюю победу в блокноте, который в данный момент использовался для подсчета очков в покере.
Армандо застонал и бросил свои карты на плоский камень, который служил им покерным столом во время ночного дежурства на склоне холма.
— Ладно, ты всегда знаешь, когда я блефую. Помоги человеку и расскажи — что меня выдает?
Чарльз пожал плечами. Он не думал, что это как-то связано с его даром, по крайней мере, надеялся на это. Но, может быть, возможность видеть человеческие души показала ему больше признаков лжи, чем знало большинство людей.
— Ты практически обчистил меня, — сказал Банд. Ему пришлось выйти из игры незадолго до этого. — Но дай человеку шанс отыграться хоть немного, а?
В моменты, подобные этому, когда дневные обходы были утомительными, но не слишком тяжелыми, когда солдаты на страже не ожидали опасности, когда сквернословие вокруг него было беззлобным и дружеским, Чарльзу почти нравилось в армии.
Только теперь он осознал, что глубоко внутри всегда задавался вопросом, сможет ли он справиться с чем-то вроде этого. Он знал, что по многим меркам вел очень закрытую жизнь — не такую закрытую, как часто предполагал Эрик, но точно далекую от пороков. Ему всегда было интересно, как бы он справился с более жестокой стороной жизни, не будь он защищен от нее своим богатством или церковью.
Это, возможно, был не самый худший военный долг, возложенный на кого-либо. Но это без сомнения было намного жестче и требовало больше усилий, чем все, что он знал прежде. Чарльз понял, что чувствует почти восторг от того, что может выдержать это.
— Я играю, — сказал Тони, зажигая еще одну сигарету. — Чья очередь сдавать?
— Моя, — Чарльз срезал колоду. — Джокеры дикие.
***
Когда они вернулись ночью в лагерь, Чарльз лежал в своей койке и пытался молиться, но это было трудно. Хотя он, в конце концов, привык не обращать внимания на полупубличную мастурбацию, которая происходила каждый вечер, но прямо сейчас казалось, что весь их отряд занимается этим одновременно. Вздохи, стоны… эти звуки напоминали ему об Эрике…
Чарльз схватил блокнот и ручку. Если он думает об Эрике, то может написать ему. Но было так сложно заставить себя думать о чем-то кроме секса, когда сам воздух, казалось, пахнет им.
Хотя он мог бы…
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное