Вера (ЛП)

Пот, казалось, приклеил его рюкзак к рубашке, которая, в свою очередь, прилепилась к телу. Он намочил платок прохладной водой и повязал его вокруг головы, чтобы облегчить парниковый эффект шлема, но это уже давно не помогало. Теперь он просто сдерживал часть пота, не давая ему стекать вниз по лицу. Армейское предписание, требующее носить носки под ботинками, сейчас выглядело как садистская пытка. Жара окружала его, душила его. Воздух был настолько влажным, что казалось, будто они идут сквозь сауну. Мягкий неясный свет пробивался сквозь толстую листву над их головами.

— Так ты знаешь латынь, — Армандо загнул один палец. — Французский, потому что ты был единственным, кто смог заговорить с той горячей штучкой в деревне…

— Мы обсуждали артрит ее матери! — но, похоже, никто не поверил его протестам.

— …что еще?

— Немецкий, итальянский, испанский и португальский. Ну, немного португальский, — Чарльз мог также достаточно хорошо изъясняться на голландском, но решил это не упоминать.

— Ты знаешь столько языков и до сих пор не додумался, как попросить у армии США повышения ни на одном из них! — засмеялся Тони.

— Плюс священник и наполовину доктор, — Армандо протянул руку. — Дай-ка мне свой шлем.

Чарльз с легкостью передал его. Банд как раз позволил им сделать перерыв, хотя они шли не больше трех часов. Длительный мир превратил их патрулирования в не более чем лесные походы.

Несколько секунд Армандо орудовал ручкой, затем протянул шлем обратно.

— Самое время тебе тоже написать что-то на нем.

Он посмотрел вниз на то, что теперь было написано на его шлеме — огромными черными буквами. «Профессор Икс».

— Сойдет, — рассмеялся Чарльз.

Внезапно Банд поднял вверх руку. Все уставились на него, медленно возвращаясь к бдительности. Чарльз ощутил пульсацию напряжения вокруг них и посмотрел вниз, чтобы увидеть то, что увидел Банд — растяжку. Ловушку. Она почти не отличалась от бесчисленных лиан, обвивающих стволы деревьев и камни вокруг них. Если бы Банд не заметил ее, или если бы они сделали перерыв на пару минут позже, кто-то бы активировал ее, и их бы разнесло на куски.

— Не думаю, что она новая, — сказал Тони.

— Мы проходили тут как минимум раз в неделю за последние три месяца, — ответил рядовой Джефферсон. — Не может быть, чтобы мы пропускали ее каждый раз.

Чарльз знал, как и всегда, что в этот момент за ними никто не следил. Но также он знал, что те дни, когда это было так, подходят к концу. Скоро война вернется к ним.

***

Хотя остаток патрулирования прошел в напряженном ожидании, а солдаты подпрыгивали буквально от каждого треска ветки, они больше ничего и никого не нашли. Армандо вырвало, и Банд насмехался над ним, называя трусом. Но когда они вернулись в лагерь на следующий вечер, стало ясно, что Армандо на самом деле болен. Это вряд ли было что-то более серьезное, чем вирус, но нужно было поддерживать его водный баланс. Замотавшись со всем этим, Чарльз только спустя час заметил письмо, лежащее на его койке.

Когда Армандо выпил пакетик растворенного в воде регидратанта, Чарльз поспешно схватил письмо от Эрика. Конверт был непривычно тонким, внутри был только один листок бумаги, и тот был исписан не до конца. И все же Чарльз улыбался, читая его.

«Это не совсем письмо — настоящее я отправлю чуть позже, — но я хотел дать тебе знать, что твое последнее и самое страстное послание было получено. Ты использовал очень правильные слова, и твои инструкции были выполнены с большим энтузиазмом! Сегодня я не могу перестать улыбаться. Как будто ты провел ночь в моей постели… ну, ладно, не настолько хорошо. Но на втором месте после этого.

Ты не перестаешь удивлять и восхищать меня. И я надеюсь вскоре написать тебе похожее письмо.

Не могу дождаться, когда снова займусь с тобой любовью по-настоящему. Возвращайся домой, ко мне».

Чарльз быстро сложил письмо, затем обнаружил под ним другую его часть. Это была открытка из Кони-Айленда — ярко-красные американские горки на фоне бледно-голубого неба. Когда он перевернул ее, то усмехнулся, узнав неразборчивый почерк Рейвен.

«Прости, что мне понадобилось столько времени, чтобы написать. Ты знаешь, что я не люблю этого. Эрик привез нас с Джин сюда, и мы все втроем катались на колесе обозрения… Я решила, ты должен знать. Я думаю о тебе каждый день, правда. Мы оба стараемся всегда держать тебя в своих мыслях, несмотря ни на что. Пожалуйста, возвращайся домой в целости и поскорее».

Чарльз прочитал текст, затем перечитал его еще раз. Это было не хуже, чем любое другое нечастое письмо или открытка от Рейвен за все прошедшие года. На самом деле, это было даже более многословным. И все же, кое-что в нем показалось ему… необычным.

Нервным.

Почти извиняющимся.

За что Рейвен было извиняться?

Чарльз прочитал сообщение еще раз, рисуя в воображении картину: Эрик и Рейвен на колесе обозрения, бок о бок поднимаются вверх, к небесам, Джин — маленькая точка между ними. Он представлял это, глядя на фотографию над своей кроватью.