Вера в большом городе. Диалоги о жизни, в которой есть место Богу

Не зря же кто-то из поэтов (Вера Инбер. – Ред.) сказал: «Когда нам как следует плохо, мы хорошие пишем стихи». Это к тебе имеет отношение?

Когда совсем плохо, стихи хорошие не пишутся. Нет, плохое надо пережить, это должно как бы отлежаться внутри. Я для себя понимаю это так. Вот есть сознание, есть подсознание. Если опираться исключительно на сознание, получается графомания вместо стихов: все очень ровно, выверенно, но без внутренней пульсации, без искры. Если как раз, когда очень плохо, уходить в подсознание, в большинстве случаев получается «чернуха».

Я не знаю, как этот процесс объяснить, но он очень осязаемый. Грубо говоря, я могу представить себе, что за секунду мозг обрабатывает тысячу рифм и тысячу возможных вариаций слов. За одну секунду! Эта скорость мышления невозможна в чистом сознании, без подсознания. Сознание даст шаблоны, а тут рождаются поэтические образы, приходят слова, которые ты так никогда не поставил бы, рифмы, которые ты никогда бы сам так не срифмовал. Если знаешь, что хочешь сказать, говори прозой! Поэзия – это про то, что ты не знаешь. К тебе приходит строка, сверху сваливается, ты не то что не знаешь, чем закончится стихотворение, ты даже не подозреваешь, о чем будет следующая строка! Перед тобой просто белый лист. И дальше все само происходит.

Для тебя подсознание – это все-таки психологический термин? Или это что-то мистическое, встреча со своей душой?

Я скорее мыслю какими-то более простыми категориями, такими, как совесть, как память. Вот есть память, есть совесть, есть опыт, есть ДНК – память на биологическом уровне. Вот это, наверное, для меня подсознание. Но я стараюсь не думать много о том, в чем не смогу разобраться.

Но в своих отношениях с Богом ты разобрался? После монастыря-то? Встретил ли ты Его?

Я могу стихотворение прочитать, мне кажется, сейчас оно в тему.

Давай!

Казалось вот Он, Бог —
вложи персты и веруй.
И жил в монастыре,
и чудеса узрел.
Чего ж тебе еще,
ни в чем не знавший меры?
Каких тебе еще
от Бога надо дел?
– От Бога моего
я дел не жду, ей-богу.
Я знаю, что Он ждет
с гостинцами меня.
И я Ему несу к великому итогу —
на блюдце золотом свои четыре дня.
В день первый у меня
родился сын мой первый,
и не родился сын
торой мой в день второй.
Ну а на третий день —
о укрепленье веры,
склонился в церкви я
над мертвою сестрой.
А после шел к Нему
я ни живым ни мертвым —
ни мертвым ни живым
шел к Богу своему.
С гостинцами тремя —
за днем своим четвертым.
Я все Ему отдам.
Я все отдам Ему.

Мой опыт Богу зачем-то нужен

В какой момент ты назвал себя христианином?

Сестра заболела. Ей поставили диагноз: рак крови, и она как раз поехала в тот монастырь, жила там полгода (я – чуть больше месяца). Потом приехала, сдала анализы, и врачи не поверили, сказали: «Не может этого быть, это не ваш анализ!» И ей надо было в монастырь вернуться, но она не вернулась вовремя и потом очень быстро сгорела…

Тогда я впервые, зайдя в старый храм в монастыре, почувствовал присутствие. Потом это присутствие уже выражалось по-разному. Я иногда себя ловлю на мысли, не сумасшедший ли я, но порой мне казалось, что за спиной кто-то стоит, кто-то дышит. Очень явственно это ощущалось. А вот тогда я впервые почувствовал, что Кто-то здесь есть. Я зашел в храм и понял: я нашел свое место! До того момента, как в монастырь попал, я совсем ерундой занимался.

В плане своей духовной жизни?

Да, в плане того, как я себе представлял, что такое любовь, что такое смерть, что такое боль.

Это чувство присутствия помогло тебе пережить вот эти страшные дни в твоей жизни, потерю сестры?

Может быть, я ошибаюсь, но для себя я чувствую так: я зачем-то нужен, и мой опыт нужен. И раз мне дано это пройти – все, что я прохожу, – значит, так тому и быть.