Вера в большом городе. Диалоги о жизни, в которой есть место Богу

Если вы верующий человек, сказать Богу: «Господи, будь здесь, здесь так тяжело». И Он будет. Владыка Антоний говорил: «Бог всегда рядом с нами, но пригласить Его в ситуацию – другое дело». Кроме того, важно признать, что потеря – это больно, не говорить: «Пойдем развеемся, сходим в кино, выпьем!» Горе есть горе, его надо пережить, это тоже, по словам владыки Антония, выражение нашей любви, но не как раньше, в радости, а в боли, в горе.

А это можно пережить?

Да. У меня самой не было такого опыта, но я вижу тех, кто потерял своих детей. Раз в год они собираются вместе, через несколько лет уже могут спокойно говорить о своих умерших детях. И такие родители часто признаются, что после потери ребенка они полностью переосмыслили свою жизнь. И не забудьте, что ушедшие дети – живы, они помогают своим родителям оттуда. Если думать, что никогда больше не увидишь своего ребенка, можно с ума сойти. Но это же не так. Они живы в настоящем, сейчас, и общение в Боге с ними продолжается.

Смотрю на свою жизнь с удивлением

Вы впервые приехали в Россию, в Советский Союз, в 70-х годах. В одном интервью вы сказали, что как-то сразу поняли, что вы будете здесь жить. Почему именно в России? Почему вы живете здесь уже целых двадцать лет?

Я сама не понимаю. (Улыбается.) Я порой смотрю на свою жизнь с удивлением, потому что я ничего не планировала, у меня просто было желание работать с больными.

К нам в Бромптонский госпиталь в Лондоне после перестройки стали приезжать тяжелобольные дети из России – по договоренности между двумя странами им делали бесплатные операции на сердце. Я была там в качестве переводчика. Многие из маленьких пациентов умирали во время операции или после нее. Был один мальчик, Дионисий. Врачи испугались, что на их счету будет еще одна детская смерть, и сказали его маме: «Мы не будем оперировать мальчика, все равно ему осталось жить всего месяц. Поезжайте домой». И мне стало очень жалко его. Представьте себе: получить визу, все необходимые разрешения, достать деньги, обрести надежду, что в Англии удастся спасти сына, и вдруг услышать: «Поезжайте обратно домой!»

В перестроечную Россию, где нет ни хосписа, ни паллиативной службы, ничего…

Да. Я тогда закончила университет по направлению «аккупунктура» и только ради того, чтобы эта семья не уехала домой безо всякой помощи, стала лечить мальчика. К моему удивлению, Дионисию стало немножко легче, он смог ходить, цианоз, возникший из-за порока сердца, стал менее выраженным. И мама мне говорила: «Когда будете в Москве, мы к вам приедем». И они действительно приезжали – и не только они, еще много детей, – и я бесплатно два месяца в год их принимала. Дионисий прожил еще девять лет после этого, без операции, от которой он отказался, видя, как умирают после хирургического вмешательства его друзья. Он умер в семнадцать лет. С этой истории все и началось.

Вы спросили, почему я приехала именно в Россию. Потому что увидела здесь большую нужду в помощи. Я размышляла над тем, чтобы, возможно, работать в России, говорила об этом с владыкой Антонием, он сказал: «Я думаю, ты переедешь, но не сейчас». Видимо, тогда внутренне еще не была готова. Лет, по-моему, через семь он сказал: «Переезжай». Владыка никогда не говорил: «Иди, делай то или это». Он наставлений мне не давал, а иногда отвечал так: «Подумаем (то есть помолимся)». И через много лет в ответ на мой вопрос он спокойно мне сказал: «Переезжай, ты там нужна». И тогда я решила переехать. Конечно, благословение духовного отца было важным фактором: я понимала, что решение о переезде – нечто большее, чем лишь мое собственное желание.

После этого владыка три раза меня спрашивал (что было нетипично для него): «Ты уже говорила с отцом Христофором?» (отец Христофор Хилл – англичанин, православный священник, служит в Первом Московском хосписе. – Ред.). Я говорю: «Нет еще». – «Ты поговоришь?» – «Да». Он наверняка знал, что мое место именно здесь. Так все и получилось.

Свет сострадания во тьме обыденной жизни

Есть ли что-то в российской реальности, с чем ваше европейское сознание никак не может смириться?

О, много. Но и хорошее тоже есть. Может, вы будете смеяться, но первое, что меня поразило, – что плюют на улице. Это такой ужас! Нет уважения ни к себе, ни к своей земле… Кроме того, мне было непросто терпеть хамство. Сейчас его, к счастью, значительно меньше.