Вера в большом городе. Диалоги о жизни, в которой есть место Богу

Но, к слову, мама позже рассказала мне, что в это самое время она почувствовала нестерпимую тревогу и стала молиться за меня. Да, доверие к миру у детей – безусловное. Во взрослом возрасте уже так не получается.

Детство рядом с храмом. Папа

У вас в школе было прозвище «Аня Ку-ку». Довольно долго вас считали «сумасшедшей», потому что вы озвучивали свои желания: съездить в Африку, увидеть весь мир, стать писателем…

Детство у меня было полным экспериментов, я постоянно что-то исследовала. На меня очень сильно повлияла жизнь в частном доме, и при этом – в церковном городке. Все мои друзья были детьми священников.

Что за место такое интересное?

Мы жили возле церкви, и это был единственный в то время открытый храм в Твери. Он никогда не закрывался, поскольку был памятником архитектуры. И так получилось, что все священнослужители имели квартиры или дома в непосредственной близости от церкви. Сформировался такой «церковный район». Поэтому детство у нас было насыщенное, веселое, полное экспериментов. Мы то какую-нибудь кошку умершую отпевали полным чином, то друзья бросали куклу в глубокую помойную яму, а я туда, не задумываясь, ныряла. Я была инициатором каких-то смелых экспериментов, меня так и прозвали.

Помню, придумала игру. В марте в нашем дворе разливались глубокие лужи. Мы сорвали с соседского сарая шифер, и нарекли одну из луж Московским морем, и в мутоновых шубах там плавали, на этом шифере. Будучи инициатором, я конечно же больше всех пострадала из-за этой проделки.

Ваша семья была верующей?

Во-первых, я была уже зачата по благословению папиного духовника – отца Кирилла (Павлова)[11], известного священника из Троице-Сергиевой лавры, ныне покойного.

У моего папы была очень интересная история воцерковления. Он был клавишником группы «Интеграл» Бари Алибасова. Параллельно «фарцевал»: выменивал у иностранцев пластинки на предметы старины. Однажды ему на сдачу дали старенькое Евангелие. К тому моменту у папы накопилось очень много вопросов. И он сел в поезд, прочитал Евангелие… и вышел на станцию совершенно другим человеком.

Папа все бросил, все оставил. Он был женат, к тому моменту у них с супругой уже были очень сложные отношения: она не хотела детей, а для папы дети были очень важны, он был из традиционной патриархальной семьи. Пока папа гастролировал, он скручивал доллары рулончиками и бросал их в старинный самовар. И когда он разошелся со своей супругой, то оставил ей этот самовар, а из своих вещей взял только старый портфель, пошел в ближайшую церковь и сказал: «Возьмите меня кем угодно!» Его попросили прислуживать в алтаре. Прошло несколько месяцев, и папу спрашивают: «А что ты вообще умеешь?» Он отвечает: «Вообще-то я профессиональный музыкант». – «Хор возглавить сумеешь?» – «Конечно, смогу!» И вот сейчас мой папа – классик при жизни, по его нотам поет весь православный мир, не только в России, но и в Европе, в Америке. Когда я с ним приезжаю в какой-нибудь монастырь, то чувствую себя суперзвездой, потому что все его узнают, фотографируются с ним.

Путь воцерковления отца был аскетичным. В какой-то момент он, как неофит, немножко увлекся: спал в гробу, ходил в подряснике, всегда говорил мне: «Помяни последняя твоя, и вовек не согрешишь». Папа ездил к отцу Кириллу (Павлову), чтобы попросить благословения на монашество. При том, что у него были жена и дочь – моя сестра Елизавета. Он приехал, батюшка посмотрел на него, дал ему сто рублей и говорит: «Езжай домой, купи жене какой-нибудь подарок и будь с ней сегодня особенно ласковым». И вот так появилась я. Мое детство прошло в Церкви, все мои друзья детства стали священниками, матушками.

Поразительно!

А мой лучший друг Сашка стал тем священником, который спас в Крымске во время наводнения больше пятидесяти человек в резиновой лодке.

Бунт

Но как же тогда случилось так, что ваш поиск Бога оказался таким непростым, извилистым?

Так часто бывает в церковных семьях. У нас дома были очень строгие порядки. Молитвенное правило, пост, послушание. Когда я садилась в кресло в начале интервью, то поймала себя на мысли: если бы папа увидел, как я сижу, он бы сделал мне замечание. Он еще в детстве говорил: «Не смей сидеть нога на ногу!» Было очень много запретов, табу. Например, мне до сих пор стыдно писать что-то личное, интимное: я боюсь, что папа прочтет. Видимо, такой комплекс из детства. Папа у меня – как с византийской иконы, со строгим ликом, с бородой… Все мои друзья его ужасно боялись.