Я помнила, что Он есть. Но, конечно, не тогда, когда лежала в бессознательном состоянии и сама себе была противна. Внутри меня была пустота, какая-то черная дыра, которую я не могла ничем заполнить. Иногда мне казалось, что я Его предаю, отворачиваюсь от Него, но не было ощущения, что Он меня оставил. При этом я долгое время считала, что недостойна хорошего отношения, которое Господь проявляет ко мне.
Первая взрослая попытка прийти в храм оказалась болезненной. Дредов и татуировок у меня тогда еще не было, но когда я явилась в церковь в своей обычной одежде, мне велели немедленно переодеться. Повели туда, где собирают вещи для нуждающихся, и сказали сменить все, что на мне надето, вплоть до колготок. Помню, выдали туфли-лодочки, которые очень жали. А потом отправили домой: сегодня не будешь исповедоваться, сначала подготовишься. Мне дали книгу, и я готовилась по ней. Составила огромный список грехов, описав их во всех мелочах. Кажется, чтобы пересказать все, мне потребовалось «два захода». Я говорила с батюшкой, стоя на коленях. В итоге он не допустил меня до Причастия, сославшись на то, что я пока недостойна – сначала надо делать «духовные упражнения».
Я туда возвращалась, но стояла в стороне и думала: «Пока я не готова, просто помолюсь». И не подходила к Чаше лет пять. Внутри все еще сидел комок непрожитых эмоций, обид, страхов. Мне постоянно казалось, что меня не любят и я все делаю неправильно.
Со временем начинаешь понимать, что ее не заткнут ни наркотики, ни алкоголь, ни еда, ни секс, ни покупки, ни деньги, ни слава и ни количество подписчиков – то есть все то, что люди считают своим достижением и спасением. Пустота заполняется только верой. Программа «12 шагов» подсказывает, как двигаться ей навстречу. Первый шаг – признать свое бессилие. Пока я этого не сделала, ничего не работало. Я пыталась все контролировать, но тщетно. Второй шаг состоит в том, чтобы признать: есть сила более могущественная, чем мы. Третий шаг – препоручить свою жизнь и волю заботе Бога. Когда я перестала сама бороться со своей зависимостью и дала возможность Ему помочь, началась совсем другая игра.
В том самом православном рехабе мне сразу сказали: сейчас ты исповедуешься и причастишься. «Причастие? Мне?! Неужели можно?» – поразилась я. «А кому, если не тебе? Ведь ты выздоравливающая наркоманка, зависимый человек, остро нуждающийся в помощи Бога. Он может заново собрать тебя, восстановить из „размазни“, приподнять тебя над действительностью. Он даст тебе частичку Себя, чтобы в тебе было что-то Божественное, кроме имеющейся чертовщины, выжженной черной дыры». Я подумала, что вообще-то все логично. Я каюсь и за это получаю возможность стать ближе к Богу. Он протягивает мне руку через Причастие, и я принимаю ее с благодарностью.
Да, во время первого обращения в храм со мной обошлись строго, но, видимо, зачем-то это было нужно. Мой опыт строится на таких кирпичиках. Возможно, если бы меня сразу приняли с распростертыми объятиями, я бы не так ценила то, что получила. Но в итоге все сложилось, и я действительно почувствовала наполненность и осознала, насколько мне необходимо быть с Богом. Я об этом мечтала, стремилась к этому, хотела быть этого достойной.
Пусть купит билет в Питер и приедет в Феодоровский собор. Там все классные, никто косо не посмотрит. Там я никогда не встречала осуждения. Это такое место, куда хочется идти, как домой.
Все что делаю, посвящаю Богу
Уже семь-восемь лет, после выхода из православного реабилитационного центра. Правда, последние пять лет я не соблюдаю посты. Все время что-то мешает – беременности, роды… Но надо сказать, что еще с восемнадцати лет я регулярно постилась, причем даже когда употребляла наркотики. Это может показаться смешным или безумным, но во время православных постов я отказывалась от алкоголя и скоромных продуктов. Почему-то для меня это было важно. Я тянулась к вере, и еще до моего воцерковления мы с друзьями ходили на праздничные службы. А потом я как-то пресытилась ощущением контроля, который дает любая аскеза, и пока не могу найти к этому новый подход. Надо искать какую-то непищевую альтернативу, потому что воздержание от пищи потеряло для меня духовный смысл.