Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература

же, может быть, сильный эмоциональный трепет, как и тот, что растревожил самого художника. Возникшая

цепь "художник-воспринимающий", замыкаясь, рождает сильный и потрясающий душу разряд. Но

искусство требует таланта и от тех, коим оно предназначено. Нечуткое к поэзии ухо не пропустит

поэтические токи к сердцу человека. У тех же, кто повышенно восприимчив, даже иной несовершенный

образ вызывает ответное трепетание души.

Искусство — заражает. Именно как средство заражать других своими чувствами определил

искусство Толстой. Но искусство и налагает на художника сугубую ответственность: чем заражает он

ближнего своего? Многие художники, в своём эгоизме, такую ответственность отвергают. Через заражение

они утверждают себя, свою страсть любоначалия. В искусстве легко пускать все потенции и интенции по

одному и тому же порочному кругу.

14. Но в противоречии с этим, пусть часто и замутнённым, стремлением к единству с миром — в

искусстве живёт и тяготение (и возможность осуществить такое тяготение) к предельному обособлению от

внешнего мира. Для того-то и создаёт себе художник мир иллюзий. Искусство, объявив себя истиной,

помогает (и художнику, и потребителю такого рода искусства) отвернуться, уйти от всего

непривлекательного в жизни в мир грёз и "идеальных" образов, заслониться от тягостной повседневности

вымыслом, фантазией. Сколько безумцев исповедовали стремление ко сну золотому навевали его пусть

даже не всему человечеству, а только себе. У художника тут возможности безграничные, ему незачем

ждать помощи извне — всё в его воле. Он живёт в искусстве, он всевластен в созданном им мире.

15. Как и прочие дары Божии, дар творчества, дар эстетического наслаждения могут быть волей

соблазнившегося человека повёрнуты от блага ко злу. Так, дар продолжения жизни человек сумел

поставить в услужение пороку блуда, дар воображения превратить в умственный разврат, дар насыщения

пищей — в страсть чревоугодия... Разврат эстетский всё больше проникает ныне в художественную жизнь

человечества — "искусство" конца XX столетия даёт образцы в изобилии. Предшествующему веку было до

наших "изысков" далеко. Но обыденное сознание и в те времена уже породило такое понимание искусства,

какое родственно всем эстетским извращениям более поздних времён. Искусство становится нередко

игрою воображения в любой форме ради развлечения — пресыщенной или чрезмерно ленивой души

человеческой. На этой идее основывается и вся массовая культура, и рафинированное элитное

"утончённое" искусство модернизма, авангардизма, постмодернизма и тому подобное.

Конечно, в реальности не всё столь схематично упорядочено и упрощено. В искусстве всё

перемешано, всё перетекает из одного в другое, и не всякий художник даёт себе труд задуматься над

смыслом своей деятельности. Различные понимания сущности и целей эстетического творчества могут

сопрягаться, тесно переплетаясь в пространстве не только художественного наследия одного поэта,

живописца, композитора, но и в пределах единого произведения.

Пусть же и живёт искусство во всей этой противоречивости и многосложности.

Должно лишь сознать: "чистого искусства" не существует.

6

Всякая периодизация весьма условна. Можно, конечно, обозначить: литература начала века,

середины века, второй половины века. Можно ещё более дробно распределить всё по четвертям. Но как

быть с теми, кто не вписывается ни в одну хронологию хотя бы по причине долгого пребывания в земной

жизни? Князя П.А. Вяземского мы традиционно относим к поэтам пушкинского времени, но с таким же

правом его поэзия может быть отнесена и к иным периодам. Достоевский, к примеру, этого старшего

собрата Пушкина по поэзии пережил всего лишь на три года. Не забывая о том, коснёмся поэтического

творчества некоторых русских поэтов, в середине века пребывавших безусловно.

С начала 20-х годов XIX века Фёдор Николаевич Глинка (1786— 1880) основное поэтическое

внимание своё обращает на псалмы и некоторые ветхозаветные пророчества, — делая их предметом

вольных переложений. Позднее, написав большую поэму "Иов" (1834), автор определил её жанр так:

"Свободное подражание священной книге Иова". Такое определение можно приложить не только к поэме,

но и ко всем иным "Опытам священной поэзии" (под таким названием выпущен был в 1826 году сборник

значительной части духовных стихотворений поэта). Приведём хотя бы несколько названий подобных

"опытов": "Гимн Богу", "Искание Бога", "Желание Бога", "Блаженство праведного", "Сила имени Божьего",

"Глас к Господу", "Ангел", "Молитва и чаяние", "Молись душа"...

Что заставило Глинку желать Бога, искать Бога, обращать свой глас к Господу? Причина та же,

что и у многих: неудовлетворённость земным бытием, угнетённость от греховности мира.

Как из такого состояния обратиться к Богу? Религиозные настроения сказались в Глинке ещё в годы