Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература

художественные образы". Наивный самообман: когда некто утверждает, что в его сознании нет никакой

идеи, он тем идею и выражает. Когда кто-то заявляет, что нет и не может быть никаких истин — он уже

претендует на выражение хотя бы одной истины.

Если есть дар художественный — его должно осуществлять, выразить вовне, иначе он может

разорвать душу. Почему человек пишет стихи? Почему слагает музыку, создает эпические полотна?..

Потому что не может не писать, не слагать, не создавать. Поэзия как неотъемлемое свойство искусства —

не профессия, но особое восприятие мира. Рождение стиха, звука, цвета в искусстве — всегда удивляющая

тайна, даже для самого художника. Поэтические чувства, волнения, восторги рождаются где-то в

неведомой глубине души человека, переполняют ею и облекаются, непостижимо для рассудка,

материальной плотью, являя миру чудо искусства. Разумеется, от таланта, Богом данного, зависят прежде

всего достоинства этого новоявленного чуда — но и от силы чувства, от интенсивности душевных

движений, от опыта, от степени владения эстетическим языком... Поэтому, как во всяком мирском деянии,

здесь также подстерегает художника соблазн: слишком утвердить свою самость, увлечься самолюбованием,

восхищением собственным талантом, упрочить индивидуалистическую самообособленность.

10. Эта проблема хотя бы подспудно не может не мучить художника. Искусство не только даёт

радость, но и заставляет своих творцов терзаться. Речь идёт не о банальных "муках творчества", трудностях

преодоления сопротивляющегося материала, идущего на сотворение образа, — а об одолении изобильных

соблазнов, таящихся в искусстве. Поэтому, когда И.А. Ильин определяет искусство как "служение и

радость", он имеет в виду скорее идеал, нежели реальность; во всяком случае философ весьма далёк в

своем определении от всей полноты эстетической практики. В противовес такому теоретическому

воззрению на искусство — практик-художник (в данном случае, А. Блок) определяет искусство как ад.

Кто прав — философ или поэт?

Преподобный Григорий Синаит утверждал, что мечтания, соединённые со страстями, строят образы

силой бесовской. К значительной сфере в искусстве это имеет отношение прямое.

Но, вероятно, этот факт для поэта остаётся вековечной загадкой.

Нам не понять, не разгадать:

Проклятье или благодать,

Но петь и гибнуть нам дано,

И песня с гибелью — одно.

Когда и лучшие мгновенья

Мы в жертву звукам отдаём, —

Что ж? погибаем мы от пенья?

Или от гибели — поём?

Так терзался Вл. Ходасевич, дитя страшных лет России. Поэт, душою настроенный на гармонию с

миром, В.А. Жуковский, свидетельствовал об ином: "Наслаждение, какое чувствует прекрасная душа,

производя прекрасное в поэзии, можно только сравнить с чувством доброго дела: и то и другое нас

возвышает, нас дружит с собою и делает друзьями со всем, что вокруг нас!"

Однако опыт Жуковского редок. Ведь художник страдает от несовершенства мира, хоть и сам он

вносит в этот мир долю несовершенства, не сознавая того, быть может. Поэт стремится противопоставить

внешнему миру свой, сотворённый, пронизанный гармонией, "согласием мировых сил" (как определил

Блок). Это и имеется в виду при утверждении, что искусство само себе цель (искусство — для искусства),

что оно самодостаточно и кроме высокохудожественных образов от него не должно ничего требовать.

"Искусство выше природы" — не один XVIII век жил таким соблазном.

11. Сознавая себя выше природы, художник утверждает себя в творчестве. И тем способен

неиссякаемо питать собственную гордыню. Искусство и к этому может быть предназначено: насыщать

гордыню человека.

Так раскрывается величайший соблазн искусства. Этот соблазн указывается уже через язык. Мы

постоянно говорим о художественном творчестве, называем художника творцом. Но есть и религиозное

понятие Творца. В творчески создаваемом мире художнику легко смешать понятия и сознать себя богом.

Люди искусства всегда это знали или хотя бы о том догадывались. Многие художники горделиво

объявляли себя богами в своей творческой деятельности.

Но тщета так тщетою и осталась.

12. Замыкаясь в себе, в своем сотворенном иллюзорном мире, либо просто обособляясь в мире

внутренних переживаний, который кажется человеку слишком отъединённым от мира внешнего, поэт

может мучительно стремиться к установлению хоть какой-то связи с реальными мирами ближних. Многие

практики искусства именно так сознают для себя смысл художественного творчества. Но не является ли

такая убеждённость лишь игрой художника с самим собой?

13. Искусство оттого создаёт в художнике подобную уверенность, что действительно передаёт его

внутреннее состояние, эмоции, страсти душам тех, кто внимает его творчеству. "Цель творчества —

самоотдача..." (Пастернак). Совершенный образ рождает в душах читателей, зрителей, слушателей, столь