было бы сказать: таким именно образом сложилась жизнь. Да только жизнь эта была для Тургенева чем-то
отживающим свой век.
Путь Лаврецкого и путь Лизы, без сомнения, должен был представляться во второй половине 50-х
годов как путь, заводящий в тупик. Призывы "пахать землю" или стремление к монастырскому
"заточению" не соответствовали социально-политическим потребностям революционно настроенной части
общества. А в сферах общественной идеологии главенствовали западники.
Проблема деятельного начала в человеке, проблема и личная для самого писателя, и злободневная
для эпохи, требовала теоретического и художественного осмысления.
5
10 января 1860 года на публичном чтении в пользу нуждающихся литераторов и учёных Тургенев
произнёс свою программную речь "Гамлет и Дон Кихот".
Гамлет и Дон Кихот... В этих вершинных образах европейской литературы Тургенев увидел "две
коренные, противоположные особенности человеческой природы — оба конца той оси, на которой, она
вертится".
Гамлет и Дон Кихот — это два типа поведения человека, два типа самовыражения личности. Их
существование и противоборство (между мыслью и волею) Тургенев видел не только в жизни общества, но
и во внутренней жизни каждого. Более того, человечество вообще он разделяет согласно этим типам: "Нам
показалось, что все люди принадлежат более или менее к одному из этих двух типов; что почти каждый из
нас сбивается либо на Дон Кихота, либо на Гамлета".
Гамлетовское начало — основа натуры самого Тургенева. Дон Кихот — скорее его идеал. Тот и
другой олицетворяют для писателя размышление и деятельность. В них, по Тургеневу, воплотились
различные принципы: принцип самоанализа и принцип энтузиазма. В самом толковании образов Гамлета и
Дон Кихота у Тургенева явственно ощущается превознесение второго и осуждение первого. Нехватку
деятельных волевых натур в окружающей жизни Тургенев видел ясно: "... в наше время Гамлетов стало
гораздо больше, чем Дон Кихотов, но и Дон Кихоты не перевелись". Отвлекаясь от конкретности этих
литературных первообразов (как, например, безумие Дон Кихота, некоторый комизм его поступков,
увлечение рыцарскими романами и т.п.), можно сказать, что персонажи в произведениях Тургенева также
разделяются соответственно этим типам. Несомненно, "тургеневские девушки", с их жаждой
самоотверженной деятельности ради великой цели, — это воплощение типа Дон Кихота, тогда как
рефлектирующие герои, вроде Чулкатурина ("Дневник лишнего человека") или Рудина — вариации
гамлетовской темы. Недаром ведь так и назвал Тургенев одного из подобных персонажей (в "Записках
охотника") "Гамлетом Щигровского уезда". Конечно, эти герои не бездумные копии с классических
образцов, но найденные писателем в самой жизни чисто русские характеры, воплотившие в себе некоторые
общие свойства "вечных образов".
Что заставило Тургенева так резко осудить Гамлета и гамлетов? Его понимание насущных
общественных потребностей времени. "Наше дело вооружиться и бороться", — а на это способны лишь
Дон Кихоты. "Гамлеты точно бесполезны массе; они ей ничего не дают, они её никуда вести не могут,
потому что сами никуда не идут".
Народная мудрость давно установила: семь раз отмерь — один отрежь. Гамлет только и делает, что
отмеряет — и не семь, а семижды семь раз, но отрезать никак не может решиться. Дон Кихот без устали
режет и режет, даже не догадываясь, что не худо бы хоть раз отмерить. Им бы соединить усилия. Но суть
проблемы даже не в этом. Односторонне само познание мира по критериям, выработанным ренессансным
гуманистическим сознанием. Гамлет и Дон Кихот озабочены торжеством зла в мире, но не сознают
истинно, как этому злу можно противостоять. Гамлет, понимая собственное бессилие, оттого и
бездействует, Дон Кихот пользуется неверными средствами. Проблемы Гамлета и Дон Кихота — проблемы
секулярной эвдемонической культуры. Взгляд на мир сквозь призму этих проблем не может избежать
ограниченно-безрелигиозной оценки бытия. И действительно, Гамлет, и Дон Кихот — при всей
возвышенности их человеческих стремлений — все свои действия (Дон Кихот) и размышления (Гамлет)
строят вокруг сокровищ на земле, и только вокруг них. Правда, Тургенев признаёт за Дон Кихотом
обладание некой верой, но то вера в идеальные сверхличные ценности, якобы способные установить, при
их всеобщем торжестве, подобие земного рая, к которому и направлена вся активность Дон Кихота. Он
борется не с грехом, а с наружными проявлениями греха. Он прозорливо замечает их торжество в мире —
но борьба его недаром смешна и даже увеличивает зло в мире (как в эпизоде с освобождёнными
каторжниками, к примеру).
И неверно, что Дон Кихот полон смирения. Он, напротив, преисполнен гордыни: ведь в самом себе,
именно в себе единственно обретает он меру понимания и оценки добра и зла в мире (не без влияния