Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература

вселенной, над вселенной, или вокруг вселенной, совершенно обновляя при этом их мыслительные

способности, то есть как сверхсветлое Светоначало оно просто само по себе господствует, превосходит,

объемлет и собирает воедино всех как духовных, так и разумных существ, способных к восприятию света.

...Это Благо святыми богословами воспевается и как Прекрасное, и как сама Красота, как предмет любви, и

как сама Любовь, а также многими другими благолепными богоименованиями, присущими благодеющему

и всеукрашающему Великолепию. Однако наименования "Прекрасное" и "Красота", прилагаемые к

собирающей воедино всю совокупность сущего Причине, необходимо различать, поскольку даже во всём

сущем различая причастность и причастное, мы называем прекрасным что-либо причастное красоте, а

красотою — причастие созидающей Причине прекрасного во всём прекрасном. Поэтому Пресущественно-

прекрасное и называется "Красотою", поскольку всё, что существует, получает от неё как от Причины

благолепия и великолепия всего сущего только ему присущую красоту, и всё сущее она, подобно свету,

озаряет излияниями своих глубинных, созидающих красоту лучей, как бы призывая (кали) к себе всё

сущее, отчего и называется "Красотою" (каллос), поскольку всё во всём собирает в себе".

Любимый и почитаемый Достоевским святитель Тихон Задонский писал: "Христос есть красота для

человека". С таким пониманием Достоевский не расходился никогда. "Христос — 1) красота, 2) нет лучше,

3) если так, то чудо, вот и вся вера..." — читаем в Записных тетрадях 1876—1877 годов, десятью годами

позднее работы над "Идиотом". В убеждении этом писатель оставался постоянен.

Поэтому, когда в романе появился тезис "мир спасёт красота", — он был равнозначен повторению

истины "Христос есть Спаситель мира".

Н. Лосский по поводу этой истины, усвояемой князю Мышкину, заметил: "Красота спасёт мир" —

эта мысль принадлежит не только князю Мышкину ("Идиот"), но и самому Достоевскому. "Дух Святый, —

пишет Достоевский в заметках к "Бесам", — есть непосредственное понимание красоты, пророческое

сознавание гармонии, а стало быть, неуклонное стремление к ней, и далее развивает понимание красоты, с

которым должно согласиться. — Подлинная красота есть духовное совершенство и смысл, воплощённые в

совершенной телесности, сполна преображённой в Царстве Божием или хотя бы отчасти преображённой в

земной действительности. Иными словами, красота есть конкретность воплощённой положительной

духовности в пространственных и временных формах, пронизанных светом, цветами, звуками и другими

чувственными качествами. Воплощение духовности есть необходимое условие полной реализации её".

Совершенная красота, по мысли Лосского, состоит в душевной чистоте и полной преданности воле Божией.

Нельзя обойти вниманием самого контекста, в котором проявляется идея спасающей мир красоты:

мысль эта отмечается как запрещённая для разговора: "Слушайте, раз навсегда, — не вытерпела Аглая, —

если вы заговорите о чём-нибудь вроде смертной казни, или об экономическом состоянии России, или о

том, что "мир спасёт красота", то... я, конечно, порадуюсь и посмеюсь очень, но... предупреждаю вас

заранее: не кажитесь мне потом на глаза!"

Князь выполняет требование Аглаи и избирает для беседы тему противоположную: он начинает

говорить об анти-красоте, несущей миру гибель. Ведь если Христос, Его образ есть красота, то безобразие

есть не иное что, как отступление от Христа. Таково, по Достоевскому, католичество.

В романе "Идиот" впервые у Достоевского даётся четкая характеристика католицизма как анти-

красоты, как измены Христу.

В земном мире и вообще красота Горняя замутняется, умаляется либо вообще отвергается. Оттого

она неизбежно двойственна, оттого она может таить в себе и угрозу. Недаром князь Мышкин признаётся,

что боится лица Настасьи Филипповны: "...Я не могу лица Настасьи Филипповны выносить... Вы давеча

правду говорили про этот тогдашний вечер у Настасьи Филипповны; но тут было ещё одно, что вы

пропустили, потому что не знаете: я смотрел на её лицо! Я ещё утром, на портрете, не мог его вынести... я...

я боюсь её лица! — прибавил он с чрезвычайным страхом".

И действительно — земная красота и загадочна, и сильна. Недаром, глядя на портрет Настасьи

Филипповны, Аделаида Епанчина горячо восклицает: "Такая красота — сила... с этакою красотой можно

мир перевернуть!" Но ради чего и как будет перевёрнут этот мир?

В "Каноне покаянном ко Господу нашему Иисусу Христу" содержится такое обращение к душе:

"Не надейся, душе моя, на тленное богатство и на неправедное собрание, вся бо сия не веси кому оставиши,

но возопий: помилуй мя, Христе Боже, недостойнаго.

Не уповай, душе моя, на телесное здравие и на скоромимоходящую красоту, видеши бо, яко

сильнии и младии умирают; но возопий: помилуй мя, Христе Боже, недостойнаго".

Красота земная приравнивается к сокровищам на земле и тем отвергается как основа спасения —